системе Ridero
Ясным морозным утром Глеб вышел из дому и направился в лавку, но, свернув на Тверскую, вынужден был остановиться.
Вскинув на плечо острые бердыши, по улице двигался стрелецкий полк.
– Переворот… переворот… – порхало в толпе зевак короткое страшное слово, и слышался в нем перезвон кандалов и вопли истязуемых.
– Господи, и когда ж это только закончится… – тихонько вздохнула, перекрестясь, молодая бабенка в цветастом полушалке.
Полк длинной красной змеей вполз на Торг, и почти одновременно с этим из Успенских ворот выехал верхом боярин в высокой медвежьей шапке.
– Уполномочен вести переговоры от имени царя! Кто ваш начальник?
Вперед выступил высокий русобородый стрелец десяти вершков росту.
– Чего требуете? – спросил боярин.
– Отречения Иоанна!
– И кого вы видите царем Всея Руси?
– Хватит с нас царей! Народ сам выберет достойных людей, которые будут управлять государством от его имени!
– Русь не созрела для народовластия!
– Довольно считать русского мужика ленивым дурнем, который пропадет без батюшки-царя! Авось, не пропадем!
– Вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Русь! Нельзя перенести конец к началу только потому, что вам этого хочется! Не появляются плоды прежде завязи, и всякому овощу – свое время! Народ состоит из людей, и у каждого – своя корысть! Что станется с Русью, ежели каждый начнет тянуть одеяло на себя?! Для процветания государства необходимо, чтобы оно управлялось единой твердой волей!
– Иоанн ужо доуправлялся, что скоро некем будет ему править!
– Против страшной болезни – страшные средства!
– Хорош лекарь! Заболела голова – руби голову, так что ли?
– Если поражен болезнью один член, лучше отсечь его, чем умирать! Иоанн выжег измену раскаленным железом, а не то Русь погибла бы от татарского, ливонского и турецкого нашествия!
– Что ж, и Алексей оказался изменником?
– Алексей не был изменником!
– За что ж убил его Иоанн?
– Царевич задохнулся во время приступа падучей!
– Мы хоть народ и доверчивый, а в такую сказку не верим! Иоанн кровь свою не пощадил, так неужто нас помилует?!
– Слово даю, что, ежели разойдетесь добром, никакого наказания вам не будет!
– А ты покудова не царь! Иоанн-то злопамятен, да и кровь больно любит! Уж он-то своего не упустит!
– Честью клянусь: Иоанн сегодня же подпишет указ о помиловании всех участников бунта!
– Иоанн помилует?! Ох, не смеши, боярин! От его милостей у меня заранее шея болит!
– Не усугубляйте вины неповиновением! Расходитесь!
В рядах стрельцов почувствовалось замешательство.
Лишь немногие стояли твердо на своем, остальные с нерешительным видом поглядывали по сторонам, пытаясь выяснить настроения соседа.
Уловив колебания среди стрельцов, боярин с удвоенным жаром принялся убеждать их в необходимости разойтись, как вдруг на Торг вступили опричники и грозной цепью двинулись на восставших.
– Так помилует Иоанн, говоришь?! – вскричал предводитель стрельцов и, шагнув к боярину, взмахнул саблей.
Царский посланец с рассеченной головой упал на снег, окрашивая его своей кровью.
Стрельцы не сумели организовать оборону, и опричники без труда расправились с восставшими.
Снег покраснел от пролитой крови. Едва ли десятая часть мятежников уцелела, но живые завидовали мертвым…
Глеб, оставшийся безучастным свидетелем событий, покинул площадь лишь после того, как унесены были все трупы, а начавшийся снегопад припорошил застывшую на морозе кровь…
В огромном и потому казавшемся пустынным зале было холодно, и горевший в каминах огонь не согревал, а лишь слегка освещал темное холодное пространство.
Вар и Мир ужинали вдвоем, сидя по разные стороны длинного, как ристалище, стола.
Им прислуживал курчавый темнолицый раб с лиловыми вздувшимися губами, и Мир время от времени украдкой бросал на него любопытные взгляды.
Улучив момент, когда слуга отошел за переменой блюд, Мир, понизив голос, спросил:
– Он нас понимает?
– Да не все ли тебе равно? – усмехнулся Вар.
– Я хотел спросить о нем…
– Разве ты стесняешься присутствия этого стула или стола? Раб – такой же предмет меблировки, с той лишь разницей, что стул, на котором ты сидишь, стоит две тысячи золотых, а жизнь этой черномазой обезьяны не стоит и ломаного гроша…
– А что у него с лицом?
– Люди делятся на господ и рабов. Природа позаботилась о том, чтоб их нельзя было перепутать.
Нахмурившись, Мир стал ковыряться вилкой