Лесорубы. Елена Валентиновна Гранева

ково, забегали цыплята. Витька, однако, не проявляя к нему больше никакого интереса, быстро, нервными и длинными шагами прошёл вглубь двора, к поленнице.

      Следом по крыльцу спустился Максим. Медленно, закусив нижнюю губу, он направился к старшему брату. Тот стоял лицом к сараю, облокотившись на него, и смотрел в стену.

      – Ненавижу, – сквозь зубы процедил Витя. – Ненавижу его.

      Максим стоял рядом и молчал. На ногах Витьки, в местах, не закрытых шортами, краснели полосы содранной кожи, одинаковым мелким жёлтым бисером на них выступали капли сукровицы. Максимка посмотрел на свои. Чёткие отпечатки хранили рисунок нагайки, сукровицы не было. Значит, ему в этот раз досталось меньше.

      Вдруг послышался лязг цепи. Братья мгновенно обернулись.

      Из избы выходил отец. Алка рванула к нему, радостно виляя хвостом, цепь лязгнула о железную крышу будки. Отец надел чёрный картуз, посмотрел на детей, не сводивших с него глаз, ничего не сказал и пошёл со двора.

      Как только за ним закрылась калитка, Витька подошёл к чурбану, взял топор и со всей силы рубанул. Лезвие глубоко впилось в твёрдую древесину.

      – «Битие порождает сознание»! – Витя передразнил отца. – Ненавижу его! Ненавижу! Врёт он всё! Не говорил такого Маркс! Никто такого не говорил!

      Витя с усилием вытащил топор из колоды и с новой силой вонзил его обратно.

      – Уйду из дома! Сегодня же уйду!

      – Куда ты уйдёшь? – спросил Максим.

      – Не знаю пока, – огрызнулся брат и опять потянул за рукоять.

      Максим отвернулся, стал искать глазами своего любимого петуха Петьку, но не нашёл.

      – А знаешь, вот что… – сказал Витька, перестав терзать колоду. – Надо построить свой шалаш.

      – Шалаш? – переспросил Максимка. Эта новая идея заставила его позабыть и о жгучей боли, и о порке.

      – Тихо ты, – Витя вдруг перешёл на шёпот. – Если сбега́ть, то нужно место куда. Нам нужен штаб.

      – Штаб?

      – Ага. Ну знаешь, чтобы у нас там и запасы еды были, одежда, в общем, всё, что нужно на случай побега, – наклонившись к брату, продолжал Виктор приглушённым голосом, будто во дворе был кто-то ещё, кроме них и кур с гусями.

      – Прямо как у партизан?

      – Ну да, – он выпрямился и стоял теперь, важно выгнув грудь колесом. – Блиндаж. В лесу.

      Мысль о шалаше взбудоражила воображение Максимки. Главное, чтобы Витя разрешил строить штаб вместе с ним. Тогда блиндаж будет общий. Иметь с братом одно дело – это было настоящей честью. Витька был для Максимки героем. Во-первых, он был на голову выше, а во-вторых, брат уже перешёл в четвёртый класс. А Максим пойдёт в первый только через год. И в-третьих, что было самым главным, Витька умел делать пугачи и у него всегда были припасены проволока, порох и разные интересные предметы. А ещё старший брат знал много секретных мест: в сенях, на чердаке, и даже сам сделал собственный потайной лаз в заборе. Но доселе Витька его не брал. Отговорка была всегда одна и та же: маленький ещё. А коли в этот раз брат сам с ним заговорил о блиндаже, значит, Максим мог надеяться, что в этот раз они будут заодно.

      – Вить, возьми меня с собой. Пожалуйста. Я тоже хочу штаб строить.

      – Не знаю… Мало́й ты ещё, – ответил брат как бы нехотя и замолчал, свысока глядя на Максима. – При первой же порке всё расскажешь отцу.

      – Я не мало́й, не расскажу.

      Виктор молчал.

      – Ну, пожалуйста, – опять попросил Максим, умоляюще глядя на брата.

      – Ладно, возьму.

      – Правда?!

      – При одном условии.

      – Каком?

      – Если во всём меня будешь слушаться и делать всё, что скажу.

      – Буду! Обещаю! – горячо прошептал Максимка.

      – Ладно тогда. Иди к нашему лазу. И захвати топор. Я мигом!

      Не успел Максим залезть под мохнатую раскидистую ель у них в огороде, как туда же, запыхавшись, протиснулся Витя. Он сунул брату тёплую ржаную горбушку.

      – На вот. Схорони.

      Они раздвинули доски забора и вылезли в узкий проход на задворках между домами. Тропа заросла разнотравьем, высокие мелкие ромашки доходили до пояса. Сладкий густой запах сурепки ударил в нос.

      Максим откусил горбушку. Корка захрустела, и кисловатый вкус ржаного мякиша наполнил рот.

      – Не ешь сейчас. На обратный путь, – сказал брат, забрал у Максима топор и завернул его в холщовый мешок. – Сначала за корой надо сбегать. На речку.

      – На речку? – Максимка положил горбушку за пазуху, ступая по следам Вити в высокой траве.