Баталпашинский, Ейский и пр.), от них – подчиненная сеть станичных ревкомов. Атаманство упразднено. Вместо станичного атамана – председатель станичного революционного комитета, вместо атамана отдела – районный председатель ревкома. Но кроме последнего есть еще особый районный комиссар, являющийся не промежуточной инстанцией между станичным ревкомом и Кубчерноморским революционным комитетом, а непосредственным руководителем деятельности на местах в своем районе. Это одна отрасль власти, отрасль политическая и административная. Школой и вообще просвещением ведает особая организация – культпросвет (станичный – районный – областной). Военными вопросами ведает всевобуч, продовольственными – продкомы и пр.
Все страшно дифференцировано. Революционного начальства тьма тьмущая. И около каждого такого культпросвета, всевобуча и продкома копошится целый муравейник всяческих сотрудников, политруков, военруков, политработников и т. д. У англичан, вероятно, голова закружилась от обилия революционных учреждений и иерархии. Там, где в Англии справляется один судья или один чиновник, в революционной России – сонм политических паразитов. Воистину: все работают! Все у власти, и потому власть не монополия избранных…
Ходил я несколько раз в театр. Водили, конечно, сюда и англичан. Всякое представление начиналось неизменно Интернационалом. Публика должна была чинно стоять, сняв шапки. Шапки в театре не снимались обычно. Даже семечки запрещалось грызть в это время. Впрочем, культпросвет, монополизировавший все театры и кинематографы, вообще боролся с этим советским злом, и всюду в театрах вы могли встретить трогательные таблички с не менее трогательной надписью: «Семечки просят не грызть». Помогало это мало: театры все же были добросовестно загрязнены орешной и семечной шелухой.
Частных антреприз не было. Все артисты были на службе культпросвета Кубани. Репертуар подбирался соответственный, ставились Гауптман, Зудерман, Горький. Были пьесы и новых авторов от революции. Гардероб у артистов пока был свой, но вообще гардероб должен был стать заботой культпросвета.
Кинематографы работали вовсю, но фильмы брались под цензуру. Москва присылала много новых картин большевистского содержания, поставленных очень и очень внимательно и художественно. Видимо, советские власти мобилизовали для этого рода художественной пропаганды все художественные силы, обретав шиеся в Совдепии.
Улицы и витрины пестрели плакатами, в которых, нужно отдать справедливость, далеко не плоско рисовалась деникинская эпопея. Помню очень хорошо нарисованную карикатуру на обывательские разговоры и вожделения. Сидит буржуй, общипанный и обиженный. Над ухом у него жужжит комар, маленький-маленький. В ухо буржуя пускается слух, что в такой-то губернии начались восстания. Буржуй делится радостной вестью с другим буржуем, которому муха передает, что вся Россия объята восстаниями. Этот буржуй передает третьему весточку, в виде