Александр Александрович Белоненко

О себе для других


Скачать книгу

дрожат от восторга сердца,

      От восторга дрожат коленки

      У всяких красивых дам для МЕНЯ,

      Не какого-то там Белоненки!

      Я устал повторять для Наташ и Карин,

      Я устал объяснять разным Оленькам,

      У которых в башке вместо мозга бензин,

      Ударение в слове Белоненко.

      Так давайте друзья, не тая своих чувств,

      Готовить на завтрак гренки,

      Для МЕНЯ, и я тут же, поверьте, спущусь.

      Я – не то, что те Белоненки.

      Улица.

      Я давно не бывал в этой улице -

      Мне дела не давали продыху.

      Вон мальчишка подрос, любуется

      Перекопанными огородами.

      Закурю, и мне детство вспомнится:

      И собака, и дед, и друзья.

      С благодарностью сердце ежится:

      Всё до боли родные места.

      На дорогу я выйду пыльную,

      Посмотрю в бесконечную даль.

      И пойму, что к концу приплыли мы:

      Вызывающих жалость не жаль.

      И, как в детстве я ждал с надеждою

      Своих маму и папу, так,

      С незнакомым когда-то скрежетом,

      С нетерпением, жду пятак.

      Измельчала душа и приелась,

      Надоела житейская муть.

      И весну, средь знакомых улиц

      Мне уже никогда не вернуть.

      Стена.

      Пожалуй, сегодня, двенадцатого октября,

      Стена, у стены – мимолетный я,

      Добежать, долететь, пережив себя,

      Не иметь зонта, под дождём дрожа.

      И ты безвозмездно позволяешь себя любить,

      Растворяясь нежно в голубых витринах.

      Я спешу, не убрав, не домыв полы,

      И ищу твой смех на чужих картинах.

      Обуздать природу не выходит, только

      От усилий лопаются перепонки.

      Не дошёл до бутылки, не дойду к иголке,

      И табак уже не спасает толком. И ладно,

      Мимо

      пронеслась, хрипя и плюясь, машина.

      Только я, стена и машина мимо,

      Отражения на кривых витринах.

      ***

      Я шел по вечернему городу,

      апрельский воздух

      дыханьем меря.

      Я перешагивал

      улицы,

      перешагивал дни

      и недели.

      Я выкинул тело в бездетную площадь,

      Напялил на мышцы кожу.

      Закат мне подкрался за спину,

      По-детски не осторожно.

      Над городом я распластал свои руки,

      желая обнять тебя.

      Жажда замучила,

      чтоб утолить её,

      выпил я все моря.

      И вот я дошёл до знакомой

      парадной,

      И ключ повернул

      в двери.

      Среди сигаретно-квартирного

      смрада

      На кухне

      валялась ты.

      И я запустил свои руки под кожу

      твоих одиноких линий.

      Любил тебя долго,

      любил тебя страстно,

      Ты тоже меня любила.

      Я выдохнул, встал

      и ушёл из квартиры

      за новой партией браги.

      А в кухне осталась,

      навечно осталась

      Исписанная бумага.

      Петр.

      Иногда я себя ощущаю Петром.

      Петр не глуп, даже, может, умён.

      У Петра есть машина и собственный дом,

      Но порой его жизнь вдруг летит кувырком.

      На него нападёт депрессивный синдром,

      И не важно уже, что он, может, умен,

      Что имеет машину и собственный дом,

      Ибо мнит он себя очень грустным ослом.

      Он сидит в одиночестве ночью и днём,

      Пьёт и пьёт не любимый им виски со льдом,

      Целый мир умирает и тухнет в нем -

      Конец ознакомительного фрагмента.

      Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

      Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

      Безопасно оплатить книгу можно банковской