дственно, а иногда к отражениям его – к тем, кого мы трепетно любим.
Но если стих обращаем к Богу, тогда вопрос: а для чего и зачем поэту нужен читатель? Вот и писал бы стих только Богу. В тайне, как монах в уединении молится. Не публиковал бы – неужели мало того, что Бог слышит? (А в том, что слышит – нет никаких сомнений.)
Читатель нужен не для чего, но зачем. За тем же, почему для молитвы люди собираются в храме. Мы чаще молимся дома. (И точно также есть такие стихи, о которых кроме тебя и Бога никто не знает.) И все же более сил у молитвы в храме. Там наши сердца приходят в духовную синергию. Моя молитва там есть и твоя молитва. Под сводом нефа никогда не бывает тесно, поскольку мы там – одно.
Это единение в духе. Дух этого единения – свят. Стоя ли службу, молясь ли перед иконой храмовой – люди не общаются внешним образом, но… «Дух дышит… и голос его слышишь»1. Так научал Христос. А наши предки, по благодати, еще в дохристианские времена говорили: «Стриба дше, аки хще»2. И разве то не был Промысел? Правду говорят книги3 протоиерея Стефана Ляшевского: раннее христианство стояло не меньше славяноскифами, чем коптами, эллинами да римлянами.
Посвящаю этот сборник стихов тебе, брат мой (сестра) по вере. Помолимся вместе, как будет у тебя созвучие к этому в душе!
У Иоанна мы привыкли читать: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин 1:1—5). А вот как это же самое в Евангелии старообрядческом:
В начале бе Слово,
и Слово бе к Богу,
и Бог бе слово.
Сей бе искони к Богу:
вся тем быша,
и без него ничтоже бысть, еже бысть.
В том живот бе,
и живот бе свет человеком:
И свет во тме светится,
и тма его не объят.
И Слово было к Богу. Было, есть, будет. Благослови, Господи, и меня, грешного, слово сказать к Тебе!
Здесь и почти везде далее фото автора, сделанные в Третьяковской галерее.
Равнодушие
Белый камень высокой стены:
Монастырь сохранит от греха.
Закружились метелями сны,
Проступил огонечек стиха…
Понадвинутый низко клобук
Да власы серебрятся оплечь.
По псалтыри читает судьбу
Инок, чающий ангельских среч.
Да взбежит в монастырской тиши
По руинам тревоги трава.
Станет ровной поверхность души —
Отразится в ней лик Божества.
Нужны ли пояснения к стихам? Нет. Я должен записать, как услышал изнутри, а как уж ты мной записанное поймешь – твоя воля. Но слышатся изнутри слова старые, века назад позабытые. И нельзя их на современные менять: дух этого стиха не велит. Так что иногда приходится что-то и писать в пояснение. Коли неинтересно тебе оно – пропускай.
Среча – это «встреча» по-старорусски.
Равнодушие – сейчас у этого слова значение отрицательное: нелюбовь, безразличие, наплевательство. А раньше означало «бесстрастие». Говорили, бывало, «ровной душою любит». И почиталось: такая любовь надежней, вернее, крепче. Непеременчивей ровной души любовь.
Тем более – любовь к Богу. Душа, говорили святые старцы, воде подобна: лишь если ее поверхность оказывается ровной, невозмутимой – в ней отражается глубина неба.
Странники
Царствие Божие берется с бою
Евангелие от Луки, 16:16
Острокрылая память Плеромы
Не утихнет в дремучих мечтах,
Как бы всякие молнии-громы
Ни глушили дозор на постах.
Мы по-прежнему Странников лагерь,
Мы всё так же до солнца встаём —
И пробитые стрелами флаги
Зазывают зарю в окоём.
И внимательно око к Приказу,
И рои человеческих дум
Воеводимый верою разум
Да ведёт за земного черту!
Плерома: «вся полнота Божества» (Кол 2:9), Единое, из которого произошло все, и к которому – через Христа (Ин 14:6) – все вернется.
Святые
Их великую славу и честь
Никому до конца не разведать.
На Руси преступившие есть
Окоём.