>
Нарисованое лицо….
Именно так, «НАРИСОВАНОЕ ЛИЦО», надоедливо крутился, в моей голове, этот отрывок из старого шлягера. Крутился безостановочно, в течение трех дней подряд, пока я лежал в реанимации кардиологии с инфарктом миокарда и еще одним, будущим, в придачу, да приговором врачей: «…ну час – два и было бы поздно». А, сейчас, пока «не поздно», решил поразмышлять вслух…, как уж, оно, есть, о том: что было, что могло бы быть, а могло бы и не быть – если бы звёзды легли иначе ….
Сначала, я, назвал свой «опус» «Фортуна», что вполне соответствовало содержанию книги, потом, подумав, назвал её «Фартовый». Название, которое, вполне, соответствовало, уже, смыслу темы. Затем, перечитав, уже почти готовое, повествование, несколько раз, принял решение назвать…, назвать так, как назвал….
Каждому своё.
Первое детское восприятие этого мира. Глухое старообрядческое село в Закамье, население которого вело свой cчет от атамана времён Разина, по прозвищу Балака, сбежавшего от царя – супостата, за две реки. Цивилизация, электрификация с лампочкой Ильича, докатилась и до этих, глухих краёв. Электромонтажники (бабуля их называла «монтёры») тянули провода между селами и деревнями. Потом тянули по улицам поселений. Для многих селян радость была неимоверная. Особо для детишек, когда после просмотра «при лучине». загоралась лампочка и цвета заглавных букв толстых старинных книг и картинки сказок становились сочными и яркими. В первую очередь, «монтёры» устанавливали высокие столбы. Столбы, пропитанные смолой, привозились, откуда-то, из города. На больших машинах, с прицепом, затем, на лошадях, растаскивали вдоль будущих трасс, потом закапывали, стоймя, толстым «комлем», в землю, вешали провода и подключали избушки и дома. Мне было три- четыре годика, но активность малолетки превышала пределы, мыслимых, возможностей постепенного изучения материального мира. Я, всё время, куда-то торопился. Хотел всё знать. Всё и сразу. Как-то раз, поутру, когда бабуля еще спала, я вышел на улицу. Глянул по сторонам. Увидел медленно двигающуюся, мимо меня, длинную телегу для перевозки электрических столбов. Возница лениво, похоже, еще, с спросонья, подгонял лошадь:
– Но-но, пошла, сивая, пошла….
Возница сидел ко мне спиной и не видел меня. Я, оценив преимущества своего местоположения и, разбежавшись, ловко запрыгнул на длинную жердь, соединяющую переднюю и заднюю оси телеги. Последней мыслью, перед падением, была:
– Мылом, что ли намазали! – и, я, скользнув по гладкой жерди, мягко упал на песчаную деревенскую дорогу, краем глаза видя бабулю, с клюкой наперевес, выбегающую из ворот подворья и произносящая «божественные слова» по поводу утраты своей бдительности. Шмякнувшись, на песок, животом вниз, прямо под задние колеса длинной телеги, я, сжавшись, напрягая все мышцы, с ужасом глядел на то, как будто неумолимый рок. Откуда, только, я, это слово знал, накатывающееся, на меня, окованное железом, колесо телеги. Колесо было громадное, выше моего роста и мое тело, под его тяжестью вжимаемое в рыхлый песок дороги, все сжималось, сжималось… и сжималось….
Наконец, колесо переехало через меня, и, я, довольный, вскочил и, отряхнувшись, побежал к бабуле, чтобы успокоить её и, чтобы, своими криками, она, не привлекла внимание возницы и, тот, не принял активное участие, в воспитательных мерах. Воспитательные меры, по отношению к детям, в те времена, у старообрядцев, были строгие. Клюка, в руках бабули, была не ради декорации.
Часть первая
Глава первая
Хотя, бабуля моя, была необычайно добрым человеком. Односельчане звали её «Харитониха», а меня, естественно, «Харитонихиным внуком».
А, началось, всё, с того, что полвека назад, еще до войны, до той, германской, её отец, Савелий Ларин, организовал на своём подворье столярную мастерскую. Село, хотя и было небогатое, но успешно строилось. Подымался, общими усилиями, храм, первый на селе.
Подслеповатые окошки громадных старообрядческих домов стеклились большеразмерным стеклом. Всем нужна была мебель «как у бохатых». Зимой нужны были сани, а летом, само собой, телеги. Коромысла требовались. Требовались в неимоверном количестве. Вода доставлялась в бадейках, с речки, из-под горы. Дело спорилось. Да вот незадача. Если первая дочь, Стеша, была красавицей, как говорится, неписанной, то вторая, Груня, не удалась. Хотя, рано пристрастилась к книгам и была удивительно сообразительная, касалось ли это жизненных ситуаций, или хозяйственных, бытейских, вопросов.
Храм, требовал различных, резных, деталей достойной отделки, как внутри, так и снаружи. Часто, наведывался благочинный народ из Перьми, Казанской епархии, да и из Петербурга, уважаемые люди, бывали, наездами. Приходилось, что-то доделывать, что-то переделывать. Как при всяком строительстве. И вот еще, мучило Савелия, что две дочки родились, а сыновей «Бог не дал». Приходилось, на работы, где сам не успевал, нанимать толковых подмастерий. Опять же обучать их, кормить, поить, что положено, по обычаю, да деньги платить, от семьи отрывая, опять же, приходилось. Слава богу, младшенькая, Груня, рисовала хорошо, понимала начерчённые другими людьми