председателя ОдГуб ЧК, делегат VIII съезда РКП (б);
Михаил Ионович Вихман – другой заместитель председателя ОдГуб ЧК, по общим вопросам;
Зисин Олег Александрович – помощник Вихмана, очень приятный молодой человек;
Нутелис Соломон Шмулевич – третий заместитель председателя ОдГуб ЧК, он занимался контролем за исполнением приговоров ревтребунала.
Остап Дробенко – оперуполномоченный угро ОдГубЧК, человек не шибко грамотный, но смекалистый:
Саджая, он же Калэ, он же Калениченко, Калистрат Григорьевич – председатель ОдГубЧК;
Мадам Линевская – все жильцы двора № 7 по Малой Арнаутской звали ее Фирой;
Старик Федченко – жилец вышеуказанного дома, плохо слышит. Видит тоже не очень…
Моня – неведомый приятель вышеуказанного старика, на которого Федченко почему-то возлагает большие надежды;
Семен Кузяков – еще один жилец дома № 7 по Малой Арнаутской;
Егоров – капитан-лейтенант Российского Императорского флота, человек отчаянный;
Голубь, он же Тошнота Сидор Петрович, 1896 года рождения – молодой человек с двумя отсидками за плечами, очень хочет выглядеть блатным. Получается это у него с переменным успехом;
Дора Любарская, она же Дора Евлинская (Явлинская), она же Вера Гребенщикова, он же Матросиха – сотрудница ЧК, специализирующаяся на расстрелах офицеров. В некоторых источниках проходит как бывшая актриса. Её называли «главным палачом одесской чрезвычайки», ею пугали детей, она якобы казнила от 400 до 700 человек и собственноручно пытала свои жертвы. В газете «Одесский листок» от 24 сентября 1919 года была опубликована информация об её аресте, а в январе 1920 года она была казнена. При этом опять же некоторые источники отрицают факт ее существования;
Афинец, он же Афиноген Попаратис – одесский вор. Человек серьезный;
Крюк и Соловей – мелкие представители одесского уголовного мира, говоря иначе, «сявки»;
Петр Дрыгайло – водитель чекистского Форда, прозванного в народе «черным вороном». Жаден и хитроват. Хочет сделать карьеру;
Джонсон – чернокожий американец, сторонник всеобщего равноправия;
Сергей Потапов, он же Чухонец, – убийца. Последнее время применял свои врожденные и благоприобретенные таланты на службе у революционной власти;
Прочие: обыватели, красногвардейцы, деникинцы, бандиты, чекисты и все остальные люди, населявшие город во время второго прихода Советской власти в Одессу.
I
20 июня 1919 года. Одесса, Екатерининская площадь
На голову Екатерины Великой зачем-то надели красный чепец, а саму ее укутали рогожей. Сейчас уже ничего, тихо. Только ограждения из колючей проволоки образующие узкий извилистый коридор, огибающий статую и поворачивающий обратно – почти до самого входа в дом Жданова, напоминают о вчерашнем ужасе.
Вся пространство Екатерининской площади вчера было заполнено людьми в серых шинелях и кожанках. Удивляло огромное количество китайцев. Латышей тоже хватало. Шум и толчея, грохот автомобильных моторов, работающих без глушителя. Откуда-то появился плешивый низкорослый толстяк в кожаной куртке, поднялся на нечто вроде кафедры, полистал какой-то гроссбух и стал, водя по нему пальцем, выкрикивать фамилии согнанных со всего города и взятых по домам юристов и полицейских чиновников. Их собирали по два, три или четыре человека и заводили в дом № 6.
«Губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, саботажем и преступлениями по должности» – гласила гигантская, на весь фасад, вывеска.
Ордынцев оглядел пустынную площадь. Вдалеке, у дома Жданова дежурили патрули – солдаты в серых гимнастерках с красными повязками на рукавах. Внутри оставались его товарищи – Буров, Баум, Стоев, Лурье. Были там и другие знакомые – и полицейские, и юристы. И чекисты.
Николаю и сейчас не верилось, что он здесь, на улице, можно сказать, что на свободе. На свободе… В числе немногих он вышел из здания ЧК.
Суд над ним продолжался несколько минут, сколько же, сколько и над другими. У чекистской тройки были свои правила: приговор должен был выноситься единогласно, так почти всегда и было. Но если хотя бы один из судей был против казни, то узника отпускали. Приговор был один: смерть. Или иди, гуляй пока…
Ордынцев знал, почему его отпустили, но пока не ведал, зачем. Против его умерщвления проголосовал всего один из членов тройки. Вернее, одна.
Надо было идти домой, на Успенскую. Или бежать. Только некуда. И еще, пока он здесь, есть шанс спасти кого-то из друзей.
И Ордынцев побрел. Сейчас – раннее утро, шесть. Скрываться нет смысла, найдут все равно, и тогда пощады уже не будет. Ему было сказано – явится сюда, в дом Жданова к полудню, в кабинет № 22. Сказать на вахте, что к товарищу Вихману. Там все объяснят.
Где-то вдалеке постреливали, обычное дело. В квартирке на Успенской было пусто. Роза и Иван далеко. Есть надежда, что они в безопасности. Одетым Николай повалился на складную железную