красоте дорожных аварий, умиротворённости затопленного леса, томлениям пустого курортного пляжа, элегантности автомобильных кладбищ, таинственности многоэтажных автостоянок, поэзии покинутых отелей.
Джеймс Баллард
© Игорь Владимирович Тишин, 2018
ISBN 978-5-4493-1001-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Лангольеры и псоглавцы
Нуа́р (фр. film noir – «чёрный фильм») – жанр американского кинематографа 1940-х – 1950-х годов, запечатлевший атмосферу пессимизма, недоверия, разочарования и цинизма… (Википедия)
Стихи Игоря Тишина я читала в ЖЖ, когда ЖЖ не был еще МЖ, мертвым журналом, забитым коммерческим и пропагандистским шлаком… Так вот, в том, давнем ЖЖ Тишин выступал под ником pesigolovets. К псоглавцам у меня особое отношение, так уж получилось, а здесь было некое очень точное совпадение сетевого псевдонима и текстов, мрачноватых, жестких, иногда срывающихся в рэп, в речитатив…
Тишин пишет хоррор, это для нынешней поэзии не такая уж редкость, равно как и отсылки одновременно, скажем, к Стивену Кингу и мифологическим конструктам, вроде тех же псоглавцев или русалок («…а ты костлявая, перепуганная, раздетая донага / тут молочные реки, кисельные берега / чернорукий лес, ланьгольеры, шоготы, баба-яга / зовешь на помощь, петляешь среди берез.…). Стилистика тут интереснее, чем наполнение – поскольку Тишин пишет в стиле нуар.
В литературно-критическом обиходе давно в моде эпитет «новый». «Новая искренность», «новый эпос», «новая религиозность» и т. п. Из всего «нового», возникшего в нулевые, нуар один не нуждается в этом эпитете – он и так новый. Нуара как поэтического стиля у нас не было.
Потому литературный генезис текстов Игоря Тишина выявить довольно сложно. То есть, можно, но вне поэзии – скорее, в области кинематографа, здесь все – оттуда. Кинематографическая раскадровка: смена ракурсов, общий план, крупный план, закадровый комментарий, скупые выразительные средства, экзистенция бытовой безнадеги, саспенс, сюрреализм, жесткая графика, монохромия, иногда – прорывы в цвет, особенно там, где кровь или пламя (этакий «Sin City»), минимум эпитетов, только уточняющие, и всё – о любви и смерти, как и положено в нуар-кинематографе (две Варшавские песни так и называются – Песня о смерти и Песня о любви и первой стоит, естественно, Песня о смерти).
Легче отследить его родство с работающими примерно в том же ключе современными поэтами – это, конечно, Андрей Родионов, но и Елена Горшкова и – возможно в первую очередь и даже сюжетно, фактурно – тюменский поэт Ф. К., чьи «стихотворения В. Мааса» были опубликованы в журнале «Знамя» (№12, 2010) – о телевизоре как способе трансцендентного погружения в прошлое, в частности. Ф.К., как следует из биографической справки – 1980 года рождения, Елена Горшкова – 1987, Андрей Родионов – стоящий несколько в стороне, но безусловно, стильный автор «нуара» – 1971; разброс заметный, но все эти поэты проявили себя уже в нулевых, иными словами все-таки выступают в качестве некоего пула…
Тут я бы хотела обратить внимание еще на одну особенность отечественного нуара. Нуар западный – жестокая романтика большого города – ассоциируется у нас с мягкими шляпами, длиннополыми плащами и костюмами-тройками героев Раймонда Чандлера и Дешила Хэммита, но в отечественном изводе эта стилистика стала скорее атрибутом Советского Большого Стиля; где вместо черного лимузина – черная Волга, или пуще того – черный ЗИЛ, а бояться надо не убийцы-маньяка, а ночного звонка в дверь…
Потому наш нуар тяготеет к ностальгии, странствию в уже несуществующую страну, стертое и безликое общее прошлое; память раз за разом пересекает невидимую черту, загробный мир оборачивается «совком», «совок» – загробным миром («одевайся теплее, не май на дворе, небось / записная антарктика, амундсен-скотт, пурга / мы пропали, все кончено, заново началось / это, видишь ли, козни врага»). Трикстер Фантомас, этот кумир советской пацанвы 70-х, дважды появляющийся в стихах Тишина – кто-то вроде Харона, перевозчика/переводчика лирического героя на относительно безопасную сторону иронии; нуар – вообще ироничный стиль, хотя чтобы докопаться до этой иронии, нужно всерьез принять условия игры.
Мария Галина
I. Как меня растил телевизор
там, откуда я пришел, меня
не ждут ни красавица, ни родня
там поля исчирканы стержнем
жирным и черным, как ливень
средь бела дня
туда не купишь никакой билет
этот город горит вот уже надцать лет
там есть завалинка, калитка
собачья будка
а дома нет
там только сгнившие бревна сосны
ржавая кровля, обломки стены
облака там, как зеркальные струпья
как женские руки
которые не нужны
как-то раз возвращаюсь туда, и вот
иду