ано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От льдинок идеала…
Быть может ждёт меня моя
Весна, я – полуневменяем. И
Смотрю на тонкость стрелок
Часов. Временемеры
Отсчитывают тики пульсацией
Невидимой, собою возвещая:
Всё ближе с каждым часом
Весна моя родная.
Заснежит – направления,
Уснут – под одеялом,
Но вновь – временемеры
Разбудят сонных, пьяных,
Чтоб ждали – с нетерпением,
А холод – подгонял их.
К весне, к весне – забвения
От льдинок – идеала…
«Однажды, не счесть уж, в какую пору…»
Однажды, не счесть уж, в какую пору,
Два сна раскачались на лёгком ветру.
И ветрами ветхими, древними, старыми,
Быть может, со временем, сны эти стали бы.
Но ветры – они по-другому устроены,
Ведь ходят и вьются не сонмами стройными,
И алчут, и жаждут дыханьем чужим
Пронесть бесконечность, назваться родным.
Но речь не о ветрах. О снах. Мне позвольте
Сказать Вам о том, что были те сны
Мечтаний и грёз беспристанным осколком,
Что формы миров для них были тесны.
Один сон – о Принце На Белом Коне.
Другой – о Самой Прекрасной Принцессе.
Любили друг друга они, когда б не
Было им тесно в мечтаниях лестных.
Они – всё рвались во дали безвестные,
Блуждали в сознаниях и умах.
И как-то со временем, ласкою, песнями
Завладевали душою. До дна.
Но время всё шло. Пески рассыпались
И реки меняли движенье своё,
А сон – лишь туман. Когда просыпались,
Люди взрослели. Чего же ещё?
Все сны да туманы рассыпятся прахом
И спящий проснётся когда-нибудь.
Ты только скажи: «Иду ровным шагом.
Всем снам – своё время. Я жизнь не просплю».
Гордиев узел
Гордиев узел, завязанный нежностью,
Пусть не развяжется – значит разрежется,
Пусть разрядится на воздух разреженный
Молния ласки горячей, безбережной.
Движеньем тихим и острым, но бережным
Откроется тайна приюта сердечного…
Верь же мне, верь же мне, верь же мне,
Верь… В поиске вдоха, жизненных мер
Пусть мерою станет пульсация вен…
Я выхожу из-за холода стен.
Если дыхание нежностью душит, то
На стене для тебя есть оружие.
Гордиев узел, завязанный нежностью,
Пусть не развяжется – значит разрежется,
Пусть разрядится на воздух разреженный
Пуля из ласки горячей, безбережной.
Послушай, посмотри…
Послушай, посмотри, один – умножь на три. Зашей сердечной раной безумья дикость, странность. И сон в цветных полотнах, и тихая охота. И громкие печали корнями закрепчали. И ты открыла нежность, душа забыла старость, и воздуха поспешность, дышащая дарами от трёх – из фимиама (Христа убила рана), твоё – теперь без рамок, прочувствуй эту жизнь:
Когда бы я не чаял, когда бы ты не знала, то жить душе отчаяньем до горного обвала.
Уходит, за плечами, озябшая усталость.
И дышит диким небом духовное родство.
Ты не раба успеха, ты не дитя удачи, но мне с тобою очень «не просто повезло».
С уставшими телами, с потухшими умами (бывает так в начале), но чувствуем друг к другу первичное тепло.
Никогда не умираем…
Снова жжётся грудь неврозом: ничего не изменилось.
Я – рождён из парадоксов. Ты – проявленная милость.
Объясни мне, что за вечер, белый вечер в тёмном море…
Я – запомню красноречье, ты – умножишься покоем.
Ты – причина разделенья. Бытия – на до и после…
Настоящий, неподдельный я с тобой вдыхаю воздух.
Ты божественная сущность. Я деталь от механизма,
Но с тобою жить искусство постигается и в жизни
Клеткой став, её дыханьем… Никогда не умираем…
«Земля живёт,