Книга, которую не стоит брать в руки. Никому не нужная лирика. Боль тлен безысходность
видел
Я видел бога, он стоял в ларек за пивом.
Усталый, сгорбленный, с поникшей головой.
И очередь, что двигалась неторопливо,
Старалась обойти его немного стороной.
Архангелы, сложив свои стальные крылья,
В соседнем дворике стучали в домино.
Устав от собственного мерзкого бессилия.
В стакан по кругу шло крепленое вино.
Я видел дьявола в прогнившей подворотне.
В руках картонка с серой надписью «на хлеб»,
Небритый, пьяный в хлам владыка преисподней,
И старый пес в ногах, что десять лет как слеп.
Я видел бога, дьявола, продавшихся в ад бесов
И мертвых душ в метро не стройные ряды,
Сложивших крылья ангелов, слетающих с навесов,
Уставших пожинать ваших трудов плоды.
Пятьдесят Два Герца
Под толщей синих океанских вод.
Я в глубине и на поверхности забытый.
Закаты, волны, полдень и восход,
Вблизи других, но в одиночестве прожиты.
Мой голос синим братьям не понять,
Всех песен моей боли не услышать.
Течения другие. Не догнать.
На разной частоте мы с ними дышим.
Плыву на север вплоть до островов,
Десятки лет и сотни тысяч километров.
Без разговоров, снов, любви, врагов.
Лишь солнце, океан и злые ветры.
Клубится одиночества туман.
В пустом, китовом, черном сердце.
Насквозь пронзают Тихий Океан.
Те.
Чертовы.
Пятьдесят два герца.
Я, Время
Я видел тысячи заплеваных вокзалов,
Вдаль уходящих миллионы поездов.
Разбитых, загнивающих причалов,
И рухнувших от одиночества мостов.
Пустые сотни километров бездорожья.
Кирпичных стен, и небоскребов в городах.
Дороги храмов и тотального безбожия.
Мои дороги. На земле и в небесах.
Я не сдаюсь, мое движенье бесконечно.
Я не прошел и части нужного пути,
Мой долг исполнен будет безупречно.
Я Время. И я должен сам себя найти.
Моему другу, Художнику
На улице прокаженных, бесконечные дожди.
Крошится асфальт от струй напряженных.
Туман, словно призрак, источник тоски,
Там пусто и грязно, на улице прокаженных.
На улице прокаженных, десятое октября.
Прилипший к стене, сигаретой прожженный,
Листок отрывного календаря.
Всегда.
Десятое октября на улице прокаженных.
Окон разбитых
Гниющие язвы
Украсят строений
Больные тела.
Запахи тлена
И наглой проказы,
Осколками в рамах,
Лежат зеркала.
На улице прокаженных я жду тебя в гости.
Восьмая квартира, последний этаж.
Октябрь, десятое, капелька злости.
Приди, напиши мне свой лучший пейзаж.
Нас Наебали Друг
Нас наебали, друг. Это не та планета.
А, может, и вселенная не та, хуй разберет.
Здесь очень странный, неприятный привкус лета.
А воздух полон горя, боли и забот.
Нас наебали друг, мы просто не вписались,
Нас заперли в темницу серых дней.
И пара тысяч тех часов, что нам остались,
Мы проживаем в качестве теней.
Нас наебали, друг, назад дорога стерта.
Разбито старое и грязное окно.
Ну, хоть подохнем в этом мире мы с комфортом.
Дай закурить. И разливай уже вино.
Изгнанный
На твоей спине
Обломки крыльев,
Кожей затянуты тысячи лет.
На рваной сетчатке
Клоками остался
Последний увиденный в жизни рассвет.
На бледных руках
Почерневшие шрамы,
Сетью сплошной до поникших плечей.
Рвутся в мозгах,
Выбираясь наружу,
Сотни насильно забытых ночей.
В растерзанном