/p>
Эзра Снэгсби кивнул, да так, что его бульдожьи щёки подпрыгнули и снова обвисли.
– Вот и молодец. – Тут он вдруг настороженно уставился на меня из-под неукротимых зарослей бровей: – Ты ведь прочтёшь всё, как написано в книге, да, Айви?
– Да, дорогой. Всё в точности до последнего занудного словечка.
Он снова кивнул, но теперь уже не мне, а мамаше Снэгсби, которая чуть не лопалась от собственной важности. Даже когда повозка подпрыгивала на ухабах, мамаша Снэгсби сидела на сиденье как влитая.
– Это мисс Бойни мне подобрала «Лепестки на ветру», – сказала я, разглаживая подол своего лучшего платья насыщенного ярко-синего цвета (и отделанного белым кружевом!). – Она пришла на место старого библиотекаря, мистера Аберкромби – он пропал без вести. Последний раз его видели где-то между древнегреческими мифами и французскими романами. Загадка века! А мисс Бойни работает в библиотеке всего несколько недель, но уже души во мне не чает.
– Очень интересно, Айви, – произнёс Эзра и протяжно вздохнул, после чего привалился к стенке и его тяжёлые веки опустились. Не прошло и минуты, как он захрапел.
Мамаша Снэгсби постучала в потолок кэба зонтиком:
– Эй, возница, нельзя ли побыстрее? Мы вообще-то спешим!
До того как мисс Фрост отправила меня в Лондон жить к мистеру и миссис Снэгсби, я толком не знала, что такое быть чьей-то дочерью. О моей настоящей матери у меня не сохранилось никаких воспоминаний. Я знала только, что она умерла и что мисс Фрост нашла меня случайно, когда я спала на остывающих коленях матери в каком-то жутком домишке. Но оказалось, что у меня природный дар.
– У тебя же есть кнут, так используй его! – громогласно потребовала мамаша Снэгсби, высунувшись из окна экипажа. – Или мне выйти и взять дело в свои руки?
Снэгсби оказались просто прелесть что за семейство. Престарелые, аж песок сыплется. Головы – как слегка побитые дыни. И оба горбатые. Но люди они были очень милые. Такие душечки, с ума сойти можно. Их дочь Гретель уехала во Францию, в пансион для благородных девиц. И все потоки своей нерастраченной родительской любви они изливали на меня. Скажу без ложной скромности, они берегли меня как зеницу ока. Я была лучом света, озарявшим их старость.
– Прекрати щуриться, юная леди, – рявкнула мамаша Снэгсби, нежно оскалившись на меня. – А то у тебя вид как у уличного воришки!
Мамаша Снэгсби всегда была щедра на подобные маленькие знаки материнского внимания и мудрые советы. Она любила подсказать мне, каким образом я могла бы стать ещё лучше. Или хотя бы немного менее невыносимой. Ну просто душка!
– Сядь ровно, – велела она. – Девушка, которую природа обделила красотой лица или шелковистыми волосами, должна развивать в себе иные качества, чтобы завоёвывать расположение людей: хорошую осанку, умение вести вежливую беседу, безупречные манеры.
– И вы великолепно используете эти качества, дорогуша! – воскликнула я с самой что ни на есть понимающей улыбкой. – Ваш толстый слой пудры – настоящее чудо. Никогда не видела, чтобы с помощью такой малости удалось исправить столь безнадёжное положение!
Мамаша Снэгсби покачала головой, словно я сказала какую-то глупость:
– И о чём только думала мисс Фрост, когда подбросила тебя к нашему порогу!
– О, мисс Фрост удивительная! Как она догадалась, что мы так славно подойдём друг другу? – светски отозвалась я.
Мамаша Снэгсби снова покачала головой. Без сомнения, она с трудом сдерживала слёзы умиления, готовые брызнуть из её крохотных глазок и затопить всех нас. Снэгсби редко говорили о мисс Фрост. Они были с ней едва знакомы. Считали её чем-то вроде странствующей гувернантки. Каким-то образом до мисс Фрост дошёл слух, что они подыскивают себе дочь. Они никогда не спрашивали, откуда я её знаю или что я делала в Баттерфилд-парке. Да и вообще чету Снэгсби моя прежняя жизнь нисколько не интересовала.
– Заплети косу как следует! – сказала мамаша Снэгсби. – У тебя по голове будто ураган прошёлся.
– Именно так и было, – отвечала я, послушно принимаясь за дело. – Сегодня утром, когда я отправилась купить молока, хлеба и бекона вам к завтраку и отдать ваши туфли в починку, налетел страшный ветер. У меня на глазах торговца овощами оторвало от земли и швырнуло об стенку проезжавшей кареты. Бедняга развалился на три части. Ужасная трагедия.
– Ерунда, – прорычала мамаша Снэгсби.
– Для него это вовсе не ерунда, дорогая, – печально возразила я. – Ведь у него остались жена и одиннадцать детей.
Про алмаз Тик-так Снэгсби не знали. Меня, конечно, так и подмывало рассказать им, поделиться своей тайной, столь же восхитительной, сколь и страшной, но я обещала мисс Фрост молчать. Кроме того, Снэгсби всё равно не смогли бы оценить мою историю по достоинству. Они были люди простые, тонкостью натуры сравнимые разве что с яичницей, и только перепугались бы до смерти, узнав, что я ношу бесценное и смертельно опасное ожерелье.
– Мы не на прогулку в парк едем! – орала старая корова. – Давай живее!
Мы