ался в творческом тупике. Ольга и Елена поддержали меня морально, дали ценные советы, которые сдвинули дело с мертвой точки и помогли завершить книгу. Большое вам спасибо, мои друзья!
Комната исполнения желаний Часть 4
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
…И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
Иосиф Бродский
97___х_Утро 7 сентября 1997 года. Особняк Бульдозера
Утром Олега разбудил Бубенчик:
– Аф штей! Шнель, шнель. Фрухштухен!
Олег раскрыл заспанные глаза и недовольно буркнул:
– Бубенчик, ты что, гестаповцем заделался?
Бубенчик добродушно посмотрел на Олега:
– Почему гестаповцем? Это я, чтобы тебе яснее было. Ну нравится, могу и по-русски. Ваше превосходительство, завтрак подан. Подходит?
Олег достал пальцем спячку из уголка глаза:
– Сейчас спущусь.
Когда Олег появился в гостиной, Юрий с Дмитрием уже цивилизованно тыкали ножами и вилками в стоящие перед ними тарелки. Стол был накрыт на три персоны. Бульдозера не было видно, видимо, он уже позавтракал. В кресле Бульдозера, положив ногу на ногу, с чашкой в руке развалился Бубенчик. Юрий, глядя себе в тарелку, бросил:
– Олег, присаживайся. Бубенчик, сгинь и не толкись под дверью – уши отрежу.
Когда все трое приступили к кофе, Юрий поинтересовался:
– Ну и какая у нас на сегодня диспозиция? Банкуй, Олег.
Олег сделал глоток из чашки:
– Для начала прокатимся по городу. Дима, твоя задача – фиксировать ауру в городе, не стесняйся тормозить машину, если надо. Комнату желаний оставляем напоследок. А дальше… Каков бы ни был результат измерений ауры, я иду к Борису. Иду один и действую по ситуации.
Юрий исподлобья посмотрел на Олега:
– Не боишься?
– Чего?
Юрий с сожалением пояснил:
– Да изменился Боря. Забурел. И не один он там. Кавказцы у него на подхвате или он у них. Я так и не понял. Лично я к нему пробился с трудом. Пришлось объяснять на входе, с кем эти абреки дело имеют. Выпендриваться и излишне светиться я не люблю. Но эти, на входе, сразу сообразили, что со мною лучше не связываться. Боря тоже в разговоре со мной губу оттопыривал, говорил сквозь зубы. Я так понял, что он со мной открыто ссориться не хотел. Видимо, еще помнил, что мы друзьями были. Как он себя с тобой поведет – не знаю. Но будь готов ко всему.
Олег вздохнул:
– Юр, у тебя снайпер есть?
В глазах Юрия появилось удивление, приправленное опасением:
– Снайпер есть. Ты чего задумал?
– Да не волнуйся ты, не собираюсь я Борьку валить. Значит так, если я выйду и вытру лоб рукой, пусть снайпер со всей дури лупит по вывеске, которая над входом в фургончик. Пусть из вывески решето делает. Главное, меня пусть не зацепит.
– Зачем?
– Соник там стоит мощный. Если Боря меня надумает нейтрализовать, то самое удобное меня соником уделать при выходе.
– Думаешь, он решится?
– Я уже ни в чем не уверен. Сам же меня пугаешь. Береженого бог бережет. Дим, а ты за аурой следи, когда я в фургончик войду, может, это вам поможет понять, как у меня дела идут. Ну что, тронулись?
Юрий приподнялся со стула:
– Идите к машине, я снайпера заряжу. Как он отзвонится по рации, тогда можно будет к фургончику двигать, до этого по городу покатаемся.
98___х_Утро 7 сентября 1997 года. Фургончик напротив торгового центра
Машина остановилась напротив фургончика. Олег тихонько толкнул Дмитрия:
– Ну, что скажешь?
– А чего тут говорить? Ты сам посмотри. Картина Айвазовского «Девятый вал».
Олег мельком взглянул на прибор и вздохнул:
– Все хуже, чем я предполагал. – И печально усмехнулся: – Даже надобности нет вспоминать, какая была аура у комнаты желаний до нашего отъезда. И так все ясно. Ладно, Юр, давай отъезжай отсюда, высадишь меня за торговым центром. Пусть думают, что я один к Боре приперся, без группы поддержки.
Олег попытался успокоиться, сосредоточившись на мелких изменениях окружающей обстановки:
– Пыль на дорожке все та же. Первые желтые листочки на земле. А вот деревце изрядно пожелтело. Но еще весело шелестит листочками. – Тут же его накрыла ностальгия: – А вот посетителей не видно. Какой разный народ к нам приходил. У тех, кто в первый раз пришли, глаза встревоженные, выжидающие. А те, кто уже не в первый раз пришел, по-другому смотрели. Скрытая надежда, затаенное ожидание. Теперь никого нет. И краска на скамейках облупилась. Да и пыль их сделала серыми, невзрачными.
Глаз Олега наблюдательно отметил:
– Только на самой