сят шесть. Эта мысль ужаснула Марципана и, как ни странно, привела в чувство. Он надел халат и запахнул его, чтобы не видеть своего белого рыхлого тела, с усилием поднялся с кресла и на цыпочках приблизился к трупу.
Вадик лежал на правом боку. Глаза его были закрыты, а шея и плечо обагрены кровью. Марципан нагнулся и выставил ухо, чтобы понять дышит юноша или нет. Увы, бедолага был мёртв. «Сам виноват, – подумал Марципан, возвращаясь к накрытому столу. Он налил коньяку в хрустальную рюмочку и опрокинул в рот. – Я не звал этого сосунка, этого наглого журналюшку. Он сам настаивал на интервью, сам припёрся ко мне домой. Да ещё поздним вечером, да ещё в выходной. Оторвал от написания мемуаров, заставил заниматься собой. Вот и получил. И к лучшему, что не дышит…»
Марципан снял с дивана плотную зелёного цвета накидку из китайского шёлка с птицами и накинул на труп и снова сел в кресло, повернув его к окну, чтобы видеть одно прекрасное: закатное небо, пожелтевшие верхушки тополей, соседние корпуса дома. Смотреть на плоды своего преступления толстяку не хотелось. Он знал, что лжёт самому себе. Он сам пригласил Вадика. Именно вечером и именно в субботу, когда те из соседей, которые не уехали на съёмки, гастроли, фестивали или курорты, торчат на своих загородных виллах. Варят варенье, закатывают помидоры в банки. Им дела нет до Марципана и его личной жизни. Он сам выбрал это время, согласившись встретиться со студентом-первокурсником, внештатным корреспондентом мелкой, совсем не популярной газетёнки.
Марципан проснулся сегодня рано, в приподнятом настроении. И сразу отправился в ванную. Там он долго и придирчиво рассматривал себя в большое настенное зеркало. «Конечно, конечно, – думал он. – Я уже не тот, что прежде. Много седых волос и в косице, и в усах. Но это поправимо. Волосы можно покрасить, в том числе и в паху. Но с обвислым животом, бугристыми ягодицами, дряблыми ляжками, грудью, которая, если бы не волосяной покров, сошла за женскую, увы, ничего не поделаешь». Марципан погрустнел. Впрочем, он не умел подолгу и всерьёз огорчаться из-за своего внешнего вида. Он любил себя таким, какой есть.
Потом принялся за дело. Намазал голову краской. Не забыл также о подмышках и прочем. Сверху надел купальную шапочку и обмотал голову толстым махровым полотенцем. Походил так немного, потом налил ванную, насыпал туда морской соли и залез в воду. Марципан лежал, мысленно фантазируя на тему предстоящего вечера, и щурился от удовольствия. Он ещё не видел журналиста, но в мыслях уже называл его «мальчишом», что означало высшую степень доверия и симпатии к человеку. Ему так хотелось настоящего праздника! И парень, которого он ждал в гости, мог подарить ему этот праздник.
Марципан принял ванну, надушился и умастил себя розовым и лавандовым маслами. Затем накрыл стол. Выставил на него фарфор и серебро из своей коллекции. Не пожалел коньяка, привезённого прямо из Франции, с Каннского фестиваля, и копчёной севрюжки, которую обожал сам. Полдня он собственноручно отбивал мясо, натирал его перцем и чесноком, а потом запекал в духовке. К приходу этого «щенка» квартира Марципана пропиталась ароматами вкусной еды, хорошего кофе, шоколада и свежих фруктов. От одного вида всего этого роскошества у журналиста должна была голова пойти кругом. А он? Пил, ел, а когда большой и важный Марципан заглянул в глаза парню своими томными карими глазами… Когда тряхнул косицей, так что заколка выпала из его густых каштановых волос, и они рассыпались по плечам… Когда белые, унизанные перстнями руки Марципана развязали пояс синего шёлкового халата, и он обнажил перед гостем своё душистое, мягкое, любовно ухоженное тело, тот поперхнулся бутербродом. А потом… захохотал. Вместо благодарности, вместо нежности, о которых так мечтал толстяк! Заржал, как конь, вывалив зубы. Он ухахатывался, нагло глядя в глаза Марципану. Он прямо падал от смеха. Марципан, конечно, не мог вынести подобного оскорбления. Кровь ударила ему в голову. Он бросился к старинному резному комоду, выхватил из ящика пистолет и выстрелил в обидчика, не целясь. Он хотел напугать наглеца, заставить его уважать себя. А получается, что… убил?
«Что же делать? Что делать? – взволнованно думал Марципан, нанизывая на вилку кусочки вкусной жирной рыбы. Сильное волнение всегда вызывало у него бешеный аппетит. – Надо бы врача. Но, как я могу вызвать врача? Это всё равно, что сознаться в убийстве. Впрочем, доктор ему уже не поможет. Ну и ладно. Пусть. Видно, такая судьба. Теперь надо придумать, что делать с трупом. Хорошо, что Клавдии нет в городе. А то бы припёрлась, стала везде совать свой длинный нос…»
Клавдией звали женщину, которая приходила понедельникам и пятницам, чтобы убрать квартиру Марципана, забрать грязное бельё и забить холодильник продуктами. Она уехала на неделю в деревню. У неё там кто-то умер. Обещала быть почти через неделю, в следующую пятницу. «И замечательно, и отлично, – подумал Марципан. – За это время я придумаю, что делать с трупом».
Он доел всю рыбу, выбрал из вазы самое большое и самое красное яблоко и надкусил. Сладкий сок наполнил его рот. Марципан обожал фрукты и шоколад. Эти штуки всегда поднимали ему настроение. Всё было хорошо, кроме трупа. Этот труп был так некстати в его милой уютной квартире, среди дорогой мебели в стиле «модерн», на роскошном персидском ковре. Марципан налил в горсть ледяной