ещё легко сказать: живи, пиши,
моими не морочь себя грехами,
излей неимоверными стихами
густую кровь истерзанной души,
и я её, конечно, изолью,
прохладой слов твою потешу душу,
морской змеёй, исторгнутой на сушу,
златую разбросаю чешую,
а ты кивнешь и, бросив беглый взгляд,
поставив ногу в стремя деловито,
недолго будешь помнить, очевидно,
но даже в этом ты не виноват,
не сбывшись, не вернётся ничего,
и уплывает призрачная лодка,
и почернела новая обмотка
мотора у динамо моего,
теперь никак не починить зари,
хоть стоя под стрелой, хоть вне площадки,
и привкус у конфеты сладко-сладкой
исполнен мятной горечи внутри.
Игра в шахматы
Рокировки чреваты потоком утрат,
Шахматист за столом – что солдат с автоматом.
Он подумал: «Удачно я выстроил пат»,
Но накрыла Она эту партию матом.
Не потоком изысканных матерных слов —
Просто смерть королю в одеянии белом.
Не звучало Шопена и колоколов
На доске, перечерченной углем и мелом.
Не садятся за шахматный стол простаки.
В удивлённых зрачках чёрно-белого круга
Поменялись цветами квадраты доски
В нарушение правил игры от испуга.
Проливается на пол взаимности кровь,
Замелькали на плоскости полосы тигра.
К рекам крови – не лучшая рифма любовь,
Если вся заключается в шахматных играх.
Молчание иерихонских труб
Я люблю тебя. Это грубо,
Как ты бываешь – прост и груб.
Но молчат иерихонские трубы,
Страшно молчание этих труб.
Стою у стен, они всё выше,
Устала плакать и кричать.
А ты совсем меня не слышишь,
Хотя иерихонские трубы молчат.
Я здесь умру. Рассвет печален.
Я здесь умру. Обречена.
Иерихонских труб молчание.
Не взятая стена.
Сегодня летний дождь…
Эльфийский твой язык порой беспечен,
Порой уныл, а иногда – влюблён.
Одно я знаю – что без этих песен
Я напролёт ночной теряю сон,
Мне не дается вдоха кислорода,
Мне пусто там, где много красоты,
Что в области моей Страны Чудес
Сегодня летний дождь посереберился,
А ты все спишь, а хитрая земля,
Прозрачных слёзок влагу источая,
Свои скрывает мёд и молоко.
О, как же без тебя мне нелегко…
Два слова
Собирала нектар, колдовала порой,
Обитала в задумчивом нежном лесу.
Там бил свет сквозь листву прихотливой игрой,
Колокольчики ланям дарили росу.
Говорят, что из леса увёл чародей,
Говорят, полюбились ей ветер и снег,
Только в мире холодных обычных людей
Беспечальное сердце пленил человек.
Изучив в совершенстве язык чужаков,
Научилась неплохо играть в преферанс,
Безупречные рифмы прекрасных стихов
Ей давались, легко приводя в резонанс.
У любимого нрав и строптив, и непрост,
Но не в этом он был и жесток, и неправ.
Для чего – по сей день не решенный вопрос —
Обучил иностранному термину «luv*».
Научил забываться в руках у него,
Предлагал обвенчаться, увлёкшись игрой.
Передумал, но так и не понял, с чего
Ей втемяшилось в ум ледяное «destroy*».
Собиралась недолго в дорогу к нему,
Не забыв пистолет прикупить по пути.
И убила б. Но парня спасли «Почему»
И простое сермяжное наше «Прости».
*luv – жарг. love – люблю
*destroy – унитожу.
Tragedie dell’Arte. Власть кукловода
Он стоял где-то сзади левее плеча
И отчаянно дёргал за нити,
И иголкой колол, сладострастно шепча:
«Улыбнитесь.