такому распорядку дня, однако, завтра должен был быть особенный день – Рождество. Для всех христиан это всегда грандиозный праздник, поэтому Гендалья решил сегодня подготовиться более основательно. Выключив настольную лампу и собрав книги в сумку, он уже почти добрался до двери, как вдруг в большом зале моргнул свет. Ещё раз. Затем электричество и вовсе пропало. Земля под ногами пошла ходуном. В недоумении, священник схватил свечу стоящую около алтаря, немеющими от непонятного холода пальцами попытался зажечь ее. Тщетно. Паника охватила Гендалью, в темноте он начал без разбору стучать руками по стене, стараясь найти ручку двери. Также неожиданно свет включился. Страх медленно начал рассеиваться. Сделав несколько глубоких вдохов, святой отец и вовсе успокоился, однако, стоило ему снова подойти к двери, как зазвенел колокол церкви. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Земля вновь ушла из-под ног, и Гендалья увидел ее. Темноту. Бескрайнюю, безжалостную тьму. «Отче наш» – успело сорваться с губ священника, перед тем, как она поглотила его.
Часть первая. Дорога в пустоту
Одно слово может изменить твоё решение. Одно чувство может изменить твою жизнь. Один человек может изменить тебя.
Глава 1
Я открыла глаза. Свет утреннего солнца щекотал мои ресницы. Смотрю на часы: 8.46. Похоже, будильник не сработал. В принципе, ничего страшного не произошло – нормативы сданы ещё три дня назад, так что, сегодня будет стандартная тренировка. Главное, чтобы отец не заметил, он очень уж помешан на своих «правилах». Был пойман днем без формы – идешь в патруль, проспал – будешь драить ванные комнаты, прогулял тренировку – чистишь оружие и спортивный инвентарь в зале и т. п. Я подошла к окну и откинула штору: люди, как всегда были заняты чем—то, по их мнению, «очень важным». Несмотря на столь позднее пробуждение, я всё же позволила себе поплестись в ванну. Да, именно «поплестись». Было уже почти 9, но я всё равно не выспалась и превратилась в «утреннего зомби», который отчаянно пытается найти зубную щетку с полузакрытыми глазами. Наконец, моя правая рука коснулась чего—то шероховатого, а левая, в свою очередь, нащупала тюбик с зубной пастой. Я почистила зубы и умылась – вода оказалась настолько ледяной, что состояние «утренний зомби» как рукой сняло. Система электричества как—то смогла уцелеть, но вот водоснабжению повезло меньше. Из—за экономии ресурсов на каждого человека выделяют определённое количество воды в день. Я взглянула на душевую кабинку. Нет, помыться нужно еще после тренировки и на ночь, так, чтобы воды хватило. Дверь в ванную с громким лязгом захлопнулась за моей спиной. На стуле висел бледно—зелёный пиджак с вышивкой на кармане: «24». 24 сектор. Не вижу сейчас смысла носить эти нашивки, ведь мы последний оставшийся в живых сектор. Отец говорит – «Мы отдаем дань погибшим, сохраняя их традиции». Чепуха. Я вновь взглянула на пиджак. На погонах ярко—желтая полоска— Ефрейтор. Почти все получили его на начальной аттестации, которую обычно проходят лет в 11—12. Странная система. На дворе апокалипсис и мы, по данным, последние люди в Северной Америке, а значит и в мире. Но наше начальство, во главе, конечно, генерала – моего отца (кто бы мог подумать) заставляют детей проходить жесткую военную школу, носить форму с ненужными никому званиями. Ну да, им нужны солдаты для войны, но зачем все эти формальности, когда можно обойтись просто первоклассной физической подготовкой?
Не все могут пройти это испытание, поэтому многие из нас отсеиваются во время обучения и начинают заниматься более гуманными и мирными делами (сбор урожая, например). Иногда я даже им завидую, ведь практически всё мое свободное время уходит на тренировки, наверное, поэтому у меня нет друзей среди жителей сектора. Разве что одна знакомая – Линда Грин, дочка одного из 8—ми советников моего отца, с которой мы иногда перекидываемся парой словечек.
Я накидываю пиджак. Остальная форма уже на мне, т.к. я сплю в одежде и обуви, ибо некоторые учебные тревоги происходят именно ночью, поэтому наводить марафет времени не остается, к тому же, если тревога окажется настоящей, то у меня не будет тех лишних секунд, чтобы надеть брюки. Подхожу к зеркалу. С ужасом наблюдаю свою прическу. Это даже не волосы, а один большой пушистый одуванчик. Я пытаюсь расчесать кудри, но они только сильнее начинают пушиться, поэтому с силой бросаю расческу на пол и затягиваю тугой хвост на затылке. Время пойти в зал.
Глава 2
Солнечный свет сильно обжигает сетчатку. Я выхожу из корпуса, плотно закрыв за собой дверь, и, прикрывая глаза, бегу в зал. До тренировочного центра всего метров 300, но, кажется, что в пути я уже целую вечность. Если меня заметит кто—то из солдат отца (а они тут повсюду), то мне явно не поздоровится. Остается около 100 метров, как вдруг чья—то рука ложится на моё плечо. Я останавливаюсь. Солнце продолжает жечь.
– Привет, – из—за моей спины доносится знакомый голос, и я спокойно выдыхаю.
–Линда, чёрт возьми, – я хватаю ее за локоть и волочу к стене центра
– Всё в порядке? – она выдергивает свою руку и потирает ее (видимо, я сильно сжала). Линда вопросительно вскидывает свои светлые