екретарша: Кати как-то сама собой оказалась в его постели ещё пару месяцев назад. Доктор скрывал и стыдился этой связи, но ничего не мог с этим поделать: настырная девка прекрасно знала делопроизводство, говорила на трёх языках и вообще была толковой домоправительницей. За это время президент Зангаро к ней так привык, что не мог представить, как обойтись без неё. Он спустил на паркет свои худые ноги и не зажигая света нащупал шлёпанцы. Кати открыла глаза и сонно что-то прошептала.
– Спи, спи, – почему-то шёпотом произнёс доктор: в его апартаментах, расположенных в северном крыле дворца никого не должно было быть. Охранник стоял в начале коридора второго этажа, а прислуга спала в домиках на территории. Президентскую гвардию в составе двадцать отборных волонтёров возглавлял его лейтенант Эйнекс, который в отсутствие капитана Бенъярда выполнял функции личного адъютанта президента.
– Где теперь, Бенъярд? – подумал доктор. – И что там случилось с «Гвенко»?
Окойе всю ночь не спалось: тревожные новости из Уарри, самоубийство начальника жандармерии, тревожные слухи из Загорья – всё это не давало ему долго заснуть. Даже ласки Кати не могли его успокоить: президент Зангаро только под утро забылся тревожным сном. Теперь он стоял перед умывальником и смотрел в зеркало на своё осунувшееся лицо: последний раз он так плохо выглядел лет пять назад в Биафре, когда заведовал полевым госпиталем в Умуахии.
– Но тогда я был моложе, – подумал доктор. – Почистив зубы, он надел расшитую золотом бубу и вышел в коридор. Дремавший в его конце охранник вскочил со стула и вытянулся, всем своим видом показывая, что не спит. С некоторого времени в каждой смене состояло пять охранников: один дежурил у пулемёта на крыше, второй – в коридоре второго этажа, ещё один – у ворот, а остальные двое обходили периметр. Дежурная смена находилась в бараках в боевой готовности. Этот порядок две недели назад установил новый начальник – вахмистр Картр, бывший коммандос. Это был единственный ветеран, состоявший в дворцовой охране. Окойе был уверен, что сейчас он не спит, а обходит посты, проверяя как его люди несут службу. Хотя президент не встречался с ним раньше, он знал, что ему можно доверять и в вопросах безопасности часто полагался на его мнение. Раньше охранников дворца было меньше – всего шестнадцать человек, разбитых на четыре смены, но в каждой из них был коммандос. Окойе усмехнулся, вспомнив как ворчал на Шеннона Эйнекс, когда троих ветеранов перевели в состав жандармерии. Что же, полковник был прав, говоря о необходимости экспедиции в Загорье. Жаль, что она окончательно доконала его…
Влажный ночной воздух обрушился на президента, когда он поднялся на площадку, расположенную на крыше. После штурма она была переложена: по распоряжению Шеннона над главным входом во дворец её разобрали и сделали площадку, прикрытую каменным парапетом. Здесь на станке, приспособленном для стрельбы по воздушным целям, недавно был установлен небольшой прожектор и один из многочисленных трофеев полковника – русский РПД, у которого всегда дежурил солдат. По правилам, он не имел права отлучаться с поста даже по нужде. Доктора всегда интересовало, как постовой всё это терпит. На крыше было гораздо жарче, чем внутри дворца, где работал кондиционер. В начале сентября это всегда так: в последний месяц сухого сезона море прогревается так, что береговой бриз не приносит на сушу морской прохлады.
– Ничего, скоро начнётся сезон дождей и дышать станет немного легче, – пробормотал президент. Услышав его голос, постовой, который водил прожектором по кустам, расположенным за периметром, обернулся и встал по стойке смирно, чтобы отдать хозяину дворца честь, но Окойе остановил его жестом.
– Всё спокойно?
– Да, сэр!
– Скоро смена? – спросил он в полголоса.
– Через полчаса, сэр! – последовал чёткий ответ. – Сразу после рассвета, сэр!
– Потом отдыхать?
– Нет, сэр! Справлю нужду и ещё два часа буду на обходе. Разрешите продолжать наблюдение!
– Продолжайте…
Окойе покачал головой, не поняв эту странную военную логику, и подошёл к парапету. Его удивило, что солдат чётко отвечает на английский манер, употребляя обращение «сэр», а не «мон президент», как это произносят в жандармерии. – Надо будет поинтересоваться у Тебена.
Площадка всего на пару метров возвышалась над верхушками пальм, ободранными миномётными осколками, но с неё был хороший обзор. С трёх сторон площадки открывался вид на океан. Юг темнел мангровыми зарослями, едва различимыми на фоне мерцающего моря. Если бы не яркие звёзды, тёмную полосу, разделяющую воду и заросли, было бы невозможно разглядеть. На западе располагался порт: его можно было частично увидеть в проблесках маяка, немногочисленных огнях судов, причалов и бакенов. К северу от дворца одиноко белела колокольня католической церкви, в которой пару месяцев назад отпевали людей Шеннона и где теперь лежало его тело. За её башней угадывались огни полицейских бараков, где сейчас квартировала жандармерия. За ними тянулась тёмная полоса мангров, за которыми плескались волны. На восток смотреть было гораздо интереснее. Луч прожектора метался по шоссе, ведущему из порта в город, выхватывая