o
Горану и Саяне с нежной любовью
Я видела, как плачут от счастья,
Я видела, как плачут от боли.
Я знаю, что такое быть частью
Сакрального священного боя.
Я видела не раз наши души —
Распяты на кресте мирозданья,
Но мимо проходила послушно,
Не внемля тишине и рыданьям.
Во мне всегда была эта полночь,
Та самая, в которой ты – ветер.
И я звала разлуку на помощь,
Ведь ты же самый лучший на свете.
Я знаю, что такое оковы,
От коих ты не ищешь исхода.
Я знаю, что такое быть новой,
Когда цена иному есть холод…
Я знаю, может, слишком, но все же…
Мне знается порою до боли,
Но суть земли мой стон не тревожит,
Ведь я – сама себе доброволец.
Мне в принципе идти на закланье
Теперь уже знакомо и сладко,
Ведь суть всего – предвечное знанье
О том, что Бог нам шепчет украдкой.
Пролог
Есть незыблемое правило – мотыльки летят на огонь. Их судьба – сгореть в его объятиях, не оставив и следа. Одни бросаются в пламя, потеряв голову. Другие, более осторожные, порхают вокруг, пытаясь противиться коварному искушению, зов которого проникает в самую суть души. Они кружат в медленном танце смерти, и медленно, но верно приближаются к огню, теряя бдительность, чтобы в конце концов сгинуть, сдавшись гипнотически притягательному трансу величия смерти.
Считанные единицы, подлетев вплотную, успевают опомниться и стремглав броситься прочь, поражаясь своей храбрости. Их нежные крылышки, опаленные объятиями поцелуя вечности, не выдерживают, но мотыльки, считая себя спасшимися, падают в непроглядную тьму ночи, чтобы никогда более не познать счастье свободы полета. Они попадают в безраздельную власть страха и безысходности, запускающих в них свои ледяные щупальца, и истлевают в безнадежности, в последних снах со святым смирением тоскуя о пламени, полном величия и любви.
Так кто я? Сгоревший безрассудный мотылек? Насекомое с опаленными крыльями? Тоскующий об огне житель вечного мрака? Нет! Я и есть огонь!
Киллиан не Ангел, а большой, жестоко кусающий мотылек. Он решил поиграть с огнем. И я сожгу его дотла!
Часть 1
Добро пожаловать в 80-ые!
Глава 1
Лунный паук
От того, как ты посмотришь, зависит
то, что ты увидишь…
Липкая темнота. Гулкая тишина. Опасность. И огромная паутина. Прочные склизкие нити уходят в беззвездное ночное небо и ползут по земле, опутывая ноги. Я скидываю их и иду. Куда – не знаю. Просто нужно идти. Паутина везде – по бокам, над головой, ее нити под ступнями. Удержать баланс на них сложно, как канатоходцу, но падать нельзя – под ними пропасть, из которой никогда не выбраться.
В паутине полно мух. Я подхожу ближе, и ужас окатывает меня: это люди! Знаю каждого! Пытаюсь вызволить их, но вот уже пальцы изранены в кровь, а толку никакого! Рука ложится на мое плечо. Оборачиваюсь. Это Валентина.
– Найдите главного Паука, Саяна!
– Нашла!
– Найдите главного Паука! – словно не слыша меня, повторяет женщина, отступая во тьму.
– Постойте! – я бросаюсь за ней, но тьма скрывает ее.
Издалека доносятся знакомые строчки:
Их четыре
В этом мире —
Очень злобных пауков
Разрушителей основ.
И большая паутина,
На всех нас одна махина.
Восемь лапок все прядут,
Наступать приказа ждут.
Паутиной выстлан круг.
Пауки придут, придут.
Одного коль раздавила,
Значит, знаешь, в чем их сила.
Самый страшный – он один,
Остальных он господин.
На четыре света части
Он навлек свои напасти.
Поскорей найди его,
Он опаснее всего.
Иль быть мухами всем нам,
Самым страшным
– …сбыться снам. – прошептала я, открыв глаза.
Жемчужный свет, необычайно яркий, лился в комнату. Односпальная кровать пустовала. Горан опять сопел, сидя на полу у моей кровати. По цветку на столе кто-то ползал. Я встала и подошла ближе. Паук! Серебристый, почти белый, размером с фасолину, он деловито сновал по мясистым листьям, покрывая их тончайшими нитями паутины.