ло очень хорошо вдвоем.
– что это? – спросила она.
– это кокос.
– а внутри что?
– молоко и жвачка.
– а зачем они там?
– просто им хорошо там, и жвачке, и молоку, им хорошо внутри этой скорлупы. они говорят себе: «до чего же нам здесь хорошо!»
– почему же им там хорошо?
– там всем было бы хорошо. и мне тоже.
– нет, тебе вряд ли. изнутри, оттуда, ты не мог бы водить машину, ты не мог бы видеть меня изнутри. изнутри ты не мог бы есть яичницу с грудинкой.
– яичница с грудинкой – это еще не все.
– а что – все?
– не знаю, может, нутро солнца, только замороженное.
– НУТРО СОЛНЦА?.. ЗАМОРОЖЕННОЕ?
– ага.
– а каким будет нутро солнца, если его заморозить?
– ну, солнце считается огненным шаром. ученые вряд ли со мной согласятся, но, по-моему, оно будет выглядеть примерно так.
Дюк взял с полки плод авокадо.
– здорово!
– ага, вот это и есть авокадо: замороженное солнце. мы едим солнце, а потом ходим, и нам тепло.
– а в том пиве, что ты пьешь, тоже есть солнце?
– конечно.
– а во мне солнце есть?
– больше, чем в ком-либо еще.
– а внутри тебя солнце, по-моему, БОЛЬШОЕ-ПРЕБОЛЬШОЕ!
– спасибо, любовь моя.
они еще походили и сделали все покупки. Дюк ничего не выбирал. Лала наполняла корзину всем, чего ей хотелось. попадалось и кое-что несъедобное: воздушные шары, цветные карандаши, игрушечный пистолет, космонавт с парашютом, который раскрывался у него за спиной, если зашвырнуть его в небо. космонавт просто классный.
кассирша Лале не понравилась. она смерила кассиршу весьма серьезным неодобрительным взглядом. бедная женщина: все лицо изрыто и опустошено – она была ходячим фильмом ужасов и сама об этом даже не догадывалась.
– здравствуй, милочка, – сказала кассирша. Лала не ответила. Дюк на этом и не настаивал.
они заплатили и направились к машине.
– они берут наши деньги, – сказала Лала.
– да.
– а потом ты должен ночью ходить на работу и зарабатывать новые деньги. я не люблю, когда ты ночью уходишь. я хочу играть в маму. я буду мамой, а ты сыном.
– годится, я уже сын. ну, что скажешь, мама?
– годится, сынок, а ты машину водить умеешь?
– попробую.
потом они сели в машину, поехали. какой-то сукин сын задел Дюков дроссель, а когда они поворачивали налево, попытался их протаранить.
– сынок, почему люди хотят ударить нас своими машинами?
– это потому, что они несчастливы, мама, а несчастным людям нравится портить вещи.
– а счастливые люди бывают?
– есть много людей, которые притворяются счастливыми.
– зачем?
– просто им стыдно и страшно, но не хватает духу в этом признаться.
– а тебе страшно?
– у меня хватает духу признаться в этом только тебе – я так адски напуган, мама, что каждую минуту боюсь умереть.
– может, тебе нужна твоя бутылка, сынок?
– нужна, мама, но давай потерпим до дома.
они поехали дальше, на Норманди свернули направо. когда сворачиваете направо, им вас труднее ударить.
– ночью тебе опять на работу, сынок?
– да.
– почему ты работаешь по ночам?
– ночью темнее. люди меня не видят.
– почему ты не хочешь, чтобы люди тебя видели?
– если увидят, меня могут схватить и посадить в тюрьму.
– что такое тюрьма?
– всё – тюрьма.
– я – не тюрьма.
они поставили машину и внесли в дом продукты.
– мама! – сказала Лала. – мы привезли продукты! замороженные солнца, космонавтов, все-все-все!
мама (они ее называли «Мэг») – мама сказала:
– отлично.
потом Дюку:
– черт побери, жаль, что сегодня тебе нужно идти. у меня нехорошее предчувствие. не уходи, Дюк.
– это у тебя-то предчувствие? голубушка моя, у меня это предчувствие каждый раз. без него никогда не обходится. я должен идти. иначе нам крышка. малышка все подряд побросала в корзину, от икры до мясных консервов.
– боже мой, ты что, не можешь присмотреть за ребенком?
– я хочу, чтобы она была счастлива.
– она не будет счастлива, если ты угодишь в каталажку.
– слушай, Мэг, при моей профессии приходится учитывать и такую возможность. никуда не денешься. и не о чем тут говорить. я ведь уже оттянул один срок. и мне еще повезло куда больше,