к нам, – бросил он мне, стоя уже снаружи.
Мы закончили еду. Крошки и остатки Татьяна высыпала на веточки рядом с очагом. Несмотря на темноту, она уверенными движениями разобрала столовую. Максим залпом допил свой чай, который из его нутра с благодарностью отозвался гулким «эххх!!!», и обтер губы.
– Мам, я к Алику схожу, а? – и не дождавшись ответа, встал и надел резиновые сапоги.
– Я с тобой, – сказал я ему и тоже обулся – надел кеды.
Первым вышел он, за ним – я. Вышел и опустил за собой тяжелый полог, очутился в полной темноте августовской ночи. Вокруг – тишина, ни звука. Из глубины леса, стоявшего вокруг стеной, долетал какой-то трудноопределимый отзвук, какое-то приглушенное эхо большой реки, текущей тут же за взгорьем, а может, это эхо всех рек вместе взятых, сливающееся в один, передаваемый от истока к истоку шепот.
Воздух был прохладен и свеж. Той же прохладой тянуло от земли. Легкий ветерок дул с севера и чувствовалось, что там билось сердце этого леденящего дыхания.
Я сделал несколько шагов и обернулся: едва различимый за деревьями, в сумраке под лунным сиянием серебрился небольшой конус чума. Казался очень маленьким и одиноким в большом пустом лесу. Поставленный между двумя чахлыми сосенками, он был похож на камень или трухлявый сук. Внутри сиделось как в мокром брезентовом мобильном дупле.
Бредя по влажным от росы чернично-голубичным зарослям, я постоянно терял из виду едва заметную тропинку, ведшую к чуму братьев Мукто, шагал наугад. И всё вроде как обходилолсь, пока под моими ногами вдруг что-то громко не заворчало. От неожиданности желудок подпрыгнул к горлу, но тут же упал вниз: ворчал наш Султан. Лежал, свернувшись клубком посреди тропинки и скалил клыки. Но всё-таки узнал меня, встал и подошел. Я потрепал его мохнатый черный загривок, морда совсем седая, и половину острого уха где-то потерял.
– Нянакин, айа нянакин, – при звуках эвенкийского языка он замахал хвостом. Мне оставалась лишь пара шагов. Я откинул полог над входом в чум рядом с внешним костром, над которым стоял солидный треножник. Внутри было тесно, кроме хозяев – Никиты и Алика – был еще Слава, тракторист, находившийся в данный момент в отпуске за свой счет.
– Курить есть? – спросил Максим. Я дал ему, не без удивления наблюдая, как он прикуривает от горящей веточки. – Это я от родителей прячусь, – пояснил он, смеясь.
Сам хозяин лежал на животе и, подпирая рукой щеку, внимательно изучал шахматную доску. Напротив – Слава, стоял на коленях и грыз ногти.
– А вот я тебя так, – Никита торжественно передвинул слона. – Была ладья да сплыла, пошла на дно, браток.
Еще немножко поиграли, не слишком долго, действительно, много ли наиграешь без ладьи? Никита потирал руки, Слава в сердцах сплюнул.
– Ну что, может ты сыграешь со мной? – спросил меня Максим тоном, не терпящим возражений.
– Давно никого не обыгрывал? – пошутил я, но он лишь пожал плечами. Все знали, кто лучший из нас шести. Как правило, объясняли это генами, мол, с