Мэгги О`Фаррелл

Исчезновение Эсме Леннокс


Скачать книгу

      Уильяма Сатклифа,

      Викторию Хоббс,

      Мэри-Энн Харрингтон,

      Рут Мецштейн,

      Каролину Гольдблатт,

      Кэтрин Тоуль,

      Альму Нерадин,

      Дейзи Донован,

      Сюзан О’Фаррелл,

      Кэтрин О’Фаррелл,

      Бриджет О’Фаррелл,

      Фен Боммер

      и Маргарет Бриндл Ридьярд.

      Работая над книгой, я многое почерпнула из работ «The Female Malady: Women, Madness and English Culture, 1830–1980» Элейн Шоуолтер (издательство Virago, London, 1985) и «Sanity, Madness and the Family» Р. Д. Леинга (издательство Penguin, London, 1964).

      Вглядись в Безумца – иногда

      Он чуть ли не пророк —

      А Слишком Умных глас толпы

      Безумцами нарек.

      Нормальным признан тот,

      Кто ладит с Большинством —

      Бунтарь же – под замком сидит

      И на Цепи притом[1].

Эмили Дикинсон

      Я не смогла бы наслаждаться счастьем,

      основанным на лжи и несправедливости…

      Разве это настоящая жизнь?

Эдит Уортон

      Начнем, пожалуй, с бала. У дальней стены две девушки. Одна сидит на стуле, открывая и захлопывая бальную книжку руками в перчатках. Другая стоит рядом и смотрит на танцоров: пары кружатся, каблуки отстукивают ритм, как барабаны, юбки закручиваются водоворотами, пол подпрыгивает. Последний час уходящего года, за окнами – ночная тьма. Та, что сидит, в светлом, другая – в алом платье, будто с чужого плеча. Перчатки она потеряла. Так все начинается.

      Или нет. Возможно, все начинается раньше, до бала, прежде, чем надеты лучшие наряды, пока свечи не зажжены, а пол не посыпан песком, прежде, чем настал год, чей уход они празднуют. Кто знает? Все равно все кончится зарешеченным окном с маленькими, в два пальца шириной квадратиками между металлическими перекладинами.

      И если Эсме глядит, не мигая, вдаль, с ее зрением что-то творится: решетка размывается, а то и вовсе исчезает. Тогда Эсме всматривается в истинное состояние вещей, остаются только она, деревья и дорога. И ничего между ними.

      В самом низу краска с металлических перекладин облетела, и заметны старые разноцветные слои, как кольца срубленного дерева.

      У нее за спиной женщина готовит чай для покойного мужа. Он умер? Или сбежал? Эсме не помнит. Другая женщина ищет воду, чтобы полить цветы, которые давным-давно завяли в приморском городишке неподалеку. Самые простые привычки держатся дольше всего: постирать, помыть, почистить, приготовить еду. Все великое и значительное уходит, остается лишь простое – нити, сшивающие лоскуты человеческой жизни. Девушка громко требует сигарет. Ее уже дважды предупреждали, и скоро, судя по всему, не миновать ей третьего предупреждения. А Эсме раздумывает: когда же все началось? Там, на балу, или еще раньше, в Индии?

      Она ни с кем не разговаривает. Надо сосредоточиться, не пачкать мысли произнесенными вслух словами. В голове вращается калейдоскоп, и она не хочет, чтобы кто-то заметил, когда картинка сложится как надо.

      Фшш, фшш. Стоп.

      Значит, в Индии. В саду. Ей года четыре, она стоит на верхней ступеньке лестницы, на заднем крыльце.

      Покачиваются ветки мимозы, кивая головами, осыпая лужайку желтой пылью. Если пройти по поляне, на траве останется след. Она чего-то хочет. Но не знает чего. Как будто чешется, а почесать – не дотянешься. Пить? Позвать няню? Ломтик манго? Потирая комариный укус на руке, она касается голой ступней желтой пыли. Где-то рядом сестра прыгает через скакалку, слышно, как шлепают по земле ее ноги и посвистывает в воздухе веревка. Хлоп – вжик – хлоп – вжик – хлоп – вжик.

      Эсме склоняет голову набок и прислушивается: щебечет птица – фрр-чив-чив-фрр, мотыга с глухим стуком врезается в грядку – бум, бум. И звучит мамин голос. Слов не разобрать, но голос точно мамин.

      Эсме спрыгивает со ступеньки и бегом огибает бунгало. У пруда с цветущими лилиями мама склонилась над столом и разливает чай. Отец покачивается в гамаке. Края их белых одежд слабо колышутся в душном мареве. Эсме прищуривается и смотрит сквозь ресницы, пока родители не превращаются в неясные формы: мать кажется треугольником, а отец – прямой линией.

      Считая про себя, девочка идет по лужайке и на каждом десятом шагу подпрыгивает.

      – Ох, – поворачивается к ней мать. – Ты не спишь?

      – Я проснулась.

      Эсме стоит на одной ножке, как птицы, которые слетаются к пруду поздно вечером.

      – Где твоя няня? Где Джамила?

      – Не знаю. Можно мне чаю?

      Мать медлит с ответом, расправляя на коленях салфетку.

      – Милая, лучше…

      – Дай ей, раз просит, – говорит отец, не открывая глаз.

      Мать наливает чай в блюдце и протягивает Эсме. Поднырнув под руку матери, девочка забирается к ней на колени. Кружева царапают детскую