кожа, русые волосы, голубые глаза. Я высокого роста, одежду предпочитаю сдержанную: блейзер, вельветовые брюки, шелковый галстук. Ношу очки для чтения, но скорее по привычке, чем по необходимости. Время от времени курю, иногда выпиваю. В бога не верю, в церковь не хожу, хотя другим не запрещаю. Женился по любви. Обожаю свою дочь, Салли. К политике равнодушен. Меня зовут Алан Уитмен.
Кожа у меня смуглая от грязи, волосы сухие, в соляном налете, голова чешется. Глаза голубые. Я высокого роста, одежду не менял уже полгода, давно не мылся. Очков у меня не осталось, привык обходиться без них. Курю много, но только когда попадаются сигареты; раз в месяц напиваюсь. В бога не верю, в церковь не хожу. Мой последний разговор с женой закончился ссорой, о чем теперь жалею. Обожаю свою дочь, Салли. К политике по-прежнему равнодушен. Меня зовут Алан Уитмен.
Впервые я увидел Рафика в деревушке, разрушенной в ходе артобстрела. Он мне сразу не понравился, как, впрочем, и я ему. Когда первая настороженность прошла, мы перестали обращать друг на друга внимание. Я искал еду, надеясь, что раз обстрел произошел совсем недавно, то деревню еще не полностью разграбили. В уцелевшие дома я не заходил, зная по опыту, что солдаты обносят их в первую очередь; гораздо выгоднее копаться среди обломков.
Планомерно обшаривая развалины, к полудню я набил консервами два рюкзака, а из брошенных автомобилей забрал три дорожных атласа – на обмен. За все это время с Рафиком мы больше не пересекались.
На границе деревушки я нашел поле, которое когда-то обрабатывали. В углу темнели свежие могилы; каждая отмечена доской с прибитым к ней солдатским жетоном. Судя по именам, здесь были похоронены африканцы.
Этот участок показался мне наиболее уединенным, поэтому я уселся между могил и вскрыл банку мясного рагу – отвратительного, с большими шматами жира. Я с жадностью его съел.
Перекусив, я направился к вертолету, который сбили неподалеку. Еды в нем, скорее всего, не найти, зато приборы могут сгодиться для обмена – если уцелели, конечно. Мне очень был нужен компас, хотя навряд ли его удалось бы легко извлечь, да и без внешнего питания он бы все равно работать не стал.
Когда я подошел, в кабине пилота уже возился тот мужчина, которого я видел утром, – длинным ножом пытался выковырять что-то из приборной панели. Заметив меня, он медленно выпрямился и потянулся к карману. Несколько минут мы недоверчиво изучали друг друга. Стало ясно, что мы с ним в одной лодке и мыслим примерно одинаково.
Так я попал в группу к Рафику.
Когда на выезде с нашей улицы в Саутгейте соорудили баррикаду, стало ясно, что из дома нам, скорее всего, придется уехать. Перспектива, конечно, пугала, но мы продолжали бездействовать, надеясь приспособиться к новым обстоятельствам.
Понятия не имею, кто построил эту баррикаду. Мы жили почти в самом тупике, рядом со спортивными полями, поэтому никакого шума ночью не слышали, однако утром Изобель не смогла выехать в город, чтобы отвезти Салли