долгой жизни было таких поединков! И побежденные им всегда уходили из табуна.
Пусть поодаль они вновь начинали хорохориться, ржать, но и Аксай, и они хорошо знали, что все кончено и им придется уйти.
А потом Аксай присоединял к своему табуну их кобылиц.
Но сейчас, после тяжелой голодной зимы, исхудав, он иногда чувствовал себя слабым. Слабость вдруг подступала к нему, и тогда, закрыв глаза, чуть поматывая головой, он неподвижно стоял на странно разъезжающихся ногах и ждал, пока слабость уйдет из его большого сильного тела…
С каждым днем солнце излучало все больше и больше тепла, уже появились слепни, и нужно было перекочевывать на летние пастбища, к видневшимся на горизонте горам.
Много раз водил Аксай туда свой табун, и сейчас, представляя будущую дорогу, обернулся и посмотрел на Бахор. Почувствовав его взгляд, она подошла к Аксаю, положила узкую морду ему на круп.
И Аксай кивнул головой. Еще мал был их жеребенок, еще рано было пускаться ему в дорогу.
А там, в высоких прохладных горах, где-то ждала синяя котловина озера, полная чистой воды, и удивительно сладкая трава вокруг. И он, Аксай, осторожно спустится к воде, прислушается, замрет, втянет ноздрями воздух и тихонько заржет.
И жеребенок Юлдуз жадно, захлебываясь, начнет пить. Потом обернется. А он, Аксай, будет стоять рядом и смотреть на него…
Огромный черный жеребец с трепещущей по ветру гривой вдруг выскочил из-за холма и понесся на Аксая. Не доскакав, остановился, круто выгнул шею, приподнял хвост и, коротко и высоко ступая ногами, сделал круг, другой.
Аксай и черный жеребец сошлись нос к носу, медленно развернулись и, вновь повернувшись, встали, в пок-лоне пригнув головы к земле.
Они представлялись друг другу перед схваткой, готовясь биться до конца.
– Я – молодой, великий, страшный. Когда я скачу, приминая землю копытами, от гор с гулом отваливаются огромные камни. На небе собираются грозовые тучи и кидают вниз молнии. Я хозяин степи. Одним ударом я могу убить волка, и их стаи в страхе бегут прочь, услышав топот моих копыт. Табун мой велик, и я хочу при-соединить к нему всех кобылиц, пасущихся в степи! Как ты смеешь сопротивляться мне! Ты, старик… – так говорил, оскалив зубы, черный жеребец.
Аксай – Белая река, ничего не ответил черному жеребцу, только чуть повернул голову и краешком глаза посмотрел на своего жеребенка.
Пронзительно визжа, они поднялись свечами, скрестили в ударах передние ноги. Потом, тесня друг друга, сделали полувольт и снова сошлись в схватке.
Аксай разворачивался, бил задними ногами, а черный жеребец старался достать его зубами. Из глубоких ран струйками била кровь, пятная серо-бурую шкуру Аксая, и стекала на траву.
Дважды уже оскальзывался Аксай, припадал к земле, а черный жеребец все наседал и наседал на него, пытаясь опрокинуть и затоптать…
Он не убегал – уходил, медленно уходил, шатаясь и хромая,