руку, представился: «Юрий Борисович Шмаров, дворянин». Я даже растерялся. В те годы люди «из бывших» давно уже стали советскими служащими, трудящимися, пенсионерами. Они так и представлялись, хотя помнили, что их предки были дворянами. Удивительно, но, насколько я знаю, его не преследовали за это. Коллекционируя экслибрисы, я встречался со старинными геральдическими книжными знаками, а Юрий Борисович был знаток геральдики и мог проконсультировать. Он, например, помог мне установить, что именно книжным знаком Ланского обозначены некоторые книги, хранящиеся в Областной библиотеке имени А.С. Пушкина. А, поскольку вдова Пушкина вышла замуж за Ланского, и, возможно, она и её дети пользовались этой библиотекой, книги с этим экслибрисом приобретали особый интерес. Помню, как радовался этому уточнению заместитель директора библиотеки Александр Ильич Сапогов, поскольку его коллеги уже настроились изъять их из фондов, как абсолютно не пользующиеся спросом, ведь это были старые книги на испанском языке, французском и латыни. А Никифоров до этого ошибочно говорил мне, что это герб Араповых.
У Шмарова я смог заполучить книжный знак библиотеки известного нашего дореволюционного краеведа А.Н. Норцова. А Юрия Борисовича, в свою очередь, интересовали тамбовские издания, особенно каталоги картинной галереи, которые я ему, по возможности, доставал.
Живший в Москве наш земляк, сын известного художника, у которого я учился, Борис Алексеевич Лёвшин, в 1973 году изготовил в технике линогравюры экслибрис для Юрия Борисовича. На нём также изображён тот памятный московский дом Шмарова. У Юрия Борисовича было много интересных сторон его деятельности. Он собрал огромную коллекцию портретов дворян, библиотеку по русской геральдике, был одним из консультантов кинофильма «Война и мир». Словом, многое можно было обыграть в композиции экслибриса, но Лёвшин акцентирует внимание на его старом дворянском доме. Настолько впечатляла квартира коллекционера в старом «дворянском гнезде».
После смерти Николая Алексеевича Никифорова основная часть его коллекции перешла Сергею Николаевичу Денисову. И тут, поскольку новый владелец очень заинтересовался старым мичуринским художником Сергеем Георгиевичем Архиповым (1897–1991), выяснилось, что в собрании Никифорова, оказывается, был рисунок экслибриса работы этого живописца, относящийся к 20-м годам XX в., а, точнее, 1923 года. В композиции этого безымянного экслибриса «буржуйка» и человек, читающий около неё книгу. Но Николай Алексеевич, почему-то никогда не говорил мне о нём и даже не опубликовал небольшой заметки, в то время, как о менее любопытных экслибрисах писал неоднократно. А ведь изготовление тамбовским художником экслибриса в те годы хоть, вероятно, и в Москве, это важный факт, свидетельствующий о том, что и после революции экслибрис был, тем более интересно, что именно тамбовский.
Сподвижники Никифорова не только возрождали дореволюционный русский экслибрис, а ещё и продолжали традиции советского книжного знака первых послереволюционных лет.