немилость и был забыт. Но его особняк никуда не исчез, и со временем, с легкой подачи злопамятных жителей получил его имя.
Следующим владельцем дома Чичерина стал предприимчивый солеторговец Петерц. К дому он отнесся по-хозяйски – главные апартаменты сдавал; а сам, со своей многочисленной родней, расположился в дополнительных.
Пока шли столетия, Петербург рос, крепнул и менялся. Не избежал этой участи и дом Чичерина. Каждый следующий владелец хотел добавить что-то свое, особенное. Особняк неоднократно перестраивали, перекрашивали, делали то скромнее, то помпезнее; он обзавелся дополнительным корпусом с колоннадами, выгнулся вдоль набережной небольшой полудугой.
Нынешние владельцы особняка – братья Елисеевы, стали, пожалуй, первыми, кто решил ничего не менять. Большая часть дома сдавалась богатым и знатным жильцам; на первых этажах расположились многочисленные лавки и конторы. Только главные апартаменты дома, со своим собственным выходом на улицу, оставались незаселенны. Братья решили устроить в них музей, посвященный обширной коллекции картин своего отца. Но все сложилось по-другому – кто-то выкупил комнаты за внушительную сумму, заплатив на несколько лет вперед.
Вскоре целая армия рабочих занялась, согласно требованию нового владельца, их обустройством. Старожилы и новожилы дома, смущенные шумным ремонтом и тучами пыли, желали понять – кто способен так нагло тревожить их покой? Но братья Елисеевы и сами не знали – сделка обговаривалась с юристом, и взглянуть на будущего жильца у них не получилось.
Ремонт закончился через два месяца, к осени. Грузчики осторожно заносили дорогую мебель, а на парадных дверях вдруг обнаружилась золотая табличка: «Доктор А.Н. Арцыбашев, хирург». И все прояснилось само собой. Арцыбашева знал не только Петербург и Москва, но даже Лондон и Париж. Молодой и талантливый хирург, совершив самое настоящее турне по Европе, пару лет назад осел в городе на Неве. Его клиника располагалась где-то дальше по проспекту, заняв бывшую усадьбу безымянного чиновника, и забрав себе часть примыкающего к ней парка в качестве сада.
Возле парадной дома Чичерина, у самого тротуара, появилось невиданное – свеженький четырехдверный «форд» 1903-го года выпуска.
– Ох, мать его лиха!– дворник Семен, полжизни провозившийся вокруг дома, осторожно обходил машину.– Где же такое чудо сотворили?
– В Америке, инженер Генри Форд построил,– не без гордости заявил водитель. Молодой парень в новенькой кожаной куртке каждый день проверял ее состояние – протирал черную обивку сидений, измерял давление шин, лез в мотор, начищал полиролью ярко-красный корпус.– Смотри дед, если что с ней случится – с тебя шкуру сдерут!
– Сдалась мне твоя зверюга,– обижался Семен.– А она мощная?
– Сто лошадей перетянет.
– Да ну?
– Ну да.
– А чем же она питается? Дровами, али торфом каким?
– Старыми дедами, которые лезут не в свое дело,– шутливо, но неприязненно ответил водитель.– Иди себе, дед, мети по улице…
Чуть позже, с тыльной стороны дома, возле дворницкой, соорудили небольшой жестяной сарай – специально для машины. Семен почти перестал видеть диковинку, но водитель каждый раз, при встрече с ним, напоминал:
– Увижу хоть царапину – прибью!
Семен фыркал и продолжал мести с удвоенной силой. На его памяти многие заезжали в дом, да не многие задерживались. По прислуге он давно научился читать самих хозяев и, глядя на молодого заносчивого водителя, примерно представлял самого господина.
По утрам, часам к десяти, красный «форд» лениво выкатывался из-за угла дома, подъезжал к парадным дверям. Они лениво приоткрывались, и в машину быстро забирался какой-то человек с кожаным портфелем. «Форд», выпуская удушливое серое облако, уезжал вдаль по проспекту. Вечером машина возвращалась – пассажир так же легко выбирался из нее, подходил к дверям, жал на звонок. Тяжелая створка с глухим рокотом открывалась, и человек прятался за ней.
«Хозяин, не иначе»,– думал Семен, когда ему доводилось видеть это. Дворник, из любопытства желая знать, как выглядит знаменитый хирург, как-то раз, под вечер, специально заработал поближе к парадному входу, дождался приезда «механической повозки» (так он прозвал автомобиль). Пока Арцыбашев выходил из машины, Семен, непринужденно работая метлой, вскользь взглянул на него, прицениваясь. Доктор был вполне высок и строен. Светлый, явно дорогой костюм сидел на нем как влитой. Туфли из непонятной пестрой кожи. Арцыбашев был явно младше сорока, черноволос и коротко подстрижен. Строгое, немного скучающее выражение застыло на его гладковыбритом лице, словно маска – Семену оно не понравилось. Холодные серые глаза смотрели тяжело, а тонкие губы слегка опушены вниз, придавая лицу немного высокомерное выражение.
– Машину в гараж и до завтра свободен,– негромко сказал Арцыбашев. Голос под стать владельцу – ледяной, равнодушный, с нотками легкого пренебрежения.
Арцыбашев позвонил, потом громко и нетерпеливо постучал. За стеклом появилось унылое, дряблое лицо управляющего. «Давай быстрее»,– сказал доктор.
Створки