мы выносили из Дома культуры. И сдал поголовно всех: и нас, и Толика, и даже самого себя.
Конечно, мы оторопели! С дуба что-ли рухнул? Не тронулся ли часом? Зачем заявлять-то на самого себя? Но все оказалось проще. Мужик сдал металл на сумму гораздо большую чем тринадцать тысяч. В том числе и тот самый кузов легковушки, который оказался вполне пригодным. На радостях он подался в пьянство. И так допился, что по белой горячке ему привиделось, будто мы собрались идти с жалобой на него в полицию. И решил совершить стратегический маневр – заявить на нас первым.
Чем дальше шло дело, тем безумнее оно становилось!
Конечно, в полицейский участок немедленно был вызван директор Дома культуры. Весь день нас мурыжили вопросами. Полицейские крутили и так и сяк, но толком ничего выудить не могли. Мы стояли намертво: ничего не брали!
А мужик, сидевший тут же в участке никак не унимался: «Да, как не крали? Вот ты доски пилил, а ты – «улитку», ты трос привязывал. Но как ни пытались менты слепить дело, ничего у них не вышло. А под конец и вовсе выяснилось, что ни «улитка», ни противовесы не числились в документах. А нет документа – как известно – нет и предмета. И тут директор ДК смекнул что к чему и строго наказал участковому кончать балаган.
– Кто мне будет по праздникам на площади играть? – вдруг закричал он. – Ты что мне статистику портишь? Где я ансамбль новый найду?
Поведение директора объяснялось тем, что на дворе стояла разруха. А начальство из облцентра требовало проводить культурную работу с населением. А какой бы мы ни были группой – но, все же были ею. И у директора в журнале работ числился хоть и один, но всё же – целый вокально-инструментальный ансамбль! Потому он и занял нашу сторону. На том дело и кончилось. Нас отпустили домой. А приставка работала долго. Лет пять, как минимум.
Парень, который был везде
В разное время было очень много разных людей в нашей тусовке. Все они были простыми и интересными. И был среди прочих один парень – к сожалению, не вспомню его имя…
Так вот. Был он с нами всегда и везде. Как-то незаметно приходил на репетиции, незаметно садился за стол. Сидел и что-то незаметно рисовал себе на листочке. И как будто его вовсе и не было в каморе. Но как возникал у нас какой спор, он нет-нет да и вставлял свое слово. И тогда вдруг мы понимали, что все это время он находился с нами в одной комнате.
Или, к примеру, если затевали мы концерт. Все бегали, суетились. Мы настраивали аппаратуру, наши помощники – носились с пачками входных билетов. И только этот парень посиживал себе тихонько в кресле. Поясню, что наши знакомые могли проходить на выступления без ограничений. Потому некоторые приходили до начала концерта. Вот и он посиживал себе в пустом зале. Тихо и незаметно. Вообще все поведение было у него незаметным. И голос негромким, и жесты спокойными. Словно его и не было.
Прошло много лет. И как-то сидели мы с гитаристом нашей