оится учение о перевоплощении душ. Человек умирает, но его душа обретает новое тело. Так продолжается до тех пор, пока эта личная душа – Атман – не сольется с вселенским Абсолютом – Брахманом».
– Я все-таки выйду напоследок, вдруг она придет, – нерешительно произнесла Вера Владимировна, обращаясь к сухощавому восьмидесятипятилетнему старику, сидевшему напротив в сильно поношенном костюме с таким важным и торжественным видом, как будто на нем был генеральский мундир.
– Она не придет, – хорошо поставленным голосом военного человека отозвался старик. – Лучше бы не пришла, – с досадой добавил он.
Бывший граф, бывший министр Императорского Двора Российской империи, бывший член Государственного совета, бывший генерал от кавалерии Владимир Борисович Фредерикс, получив, наконец, разрешение советского правительства, отъезжал в Финляндию со своей дочерью – вдовой офицера русской армии, героически погибшего за царя и отечество в боях под Барановичами и матерью – страшно подумать! – революционерки с баронской родословной.
Вера Владимировна вышла на перрон, снова и снова вглядываясь в серую невыразительную толпу чуждых ей людей в поисках дочери. Она прижимала к груди, словно страшась, что отнимут, разрешение на выезд Надежды – бесценный документ, добытый с неимоверным трудом.
***
Когда в России наступила смута, ее Наденька, шестнадцатилетняя смолянка, ровесница бурно наступающего двадцатого века, увлеклась демократическими идеями, стала посещать какие-то кружки, где политика непостижимым образом перемешивалась с искусством и вседозволенностью, и начисто выскользнула из-под влияния семьи.
Впрочем, семьи-то уже и не было. Всесильный отец был в Ставке с государем, а она, Вера, оплакивавшая смерть горячо любимого мужа, была в полной прострации.
Надежда тем временем проявляла все большую политическую активность и каким-то образом оказалась в техническом секретариате Временного правительства.
Когда это самое правительство арестовало ее деда, а революционно настроенная толпа разграбила и сожгла их особняк, Надя, к счастью матери, разочаровалась в справедливости бурных событий и вернулась домой, вернее, не домой, а в дворницкую, куда переселилась Вера Владимировна, в то время как их дворник по-барски расположился в уцелевших от пожара комнатах особняка.
Но неуемная энергия и тяга к приключениям привели Надежду к большевикам, пришедшим к власти как снег на голову. На одном из митингов она познакомилась с матросом, который в это смутное время неожиданно для самого себя был назначен ревсоветом командиром военного корабля. Эта, как ей казалось, героическая судьба, заслуживала восхищения и поклонения. Так Степан, малограмотный парень с рабочей окраины Петрограда, стал ее кумиром и гражданским мужем.
***
Из толпы отделилась девушка и бросилась к Вере Владимировне.
– Милая моя девочка, ты успела, счастье-то какое! Вот разрешение на выезд, идем в вагон.
Она повела дочь в тамбур, однако путь им преградил матрос.
Словно краб, неожиданно вылезший из норы, нарочито качающейся походкой проковылял он к Наде, решительно взял ее похожими на клешни руками под локоть, выразительно сплюнул и произнес:
– Минуточку, гражданка! Никуда она не поедет: наше место в Советской России.
Только теперь Вера Владимировна заметила, что ее Наденька беременна, и по тому, как прижалась ее девочка к этому страшному человеку, она поняла, что это тот самый злодей, который отнял у нее единственную дочь.
– Я не поеду с вами, я пришла, чтобы сказать вам об этом, и это мое окончательное решение, – выпалила Надя заученные слова, словно рапортуя на митинге, которые новая власть устраивала по каждому поводу, преследуя единственную цель – дать самовыразиться каждому плебею, дабы тот почувствовал себя хозяином жизни.
Понимая, что все кончено и она навсегда теряет дочь, Вера Владимировна, задыхаясь от слез, в отчаянии почти прокричала:
– Уедем, эта страна проклята, тебе не будет здесь счастья, умоляю тебя, уедем!
Надежда с вызывающим презрением смотрела на мать, не произнося в ответ ни слова. Исполненный показного величия матрос, стоял рядом как олицетворение новой жестокой и бездуховной России.
Поезд тронулся, проводник силой втащил Веру Владимировну в вагон и запер дверь в ее прошлую жизнь.
***
Словно сомнамбула, вошла Вера Владимировна в купе, взяла книгу и начала водить глазами по строчкам.
«Люди подвержены страданиям низких миров от рождения до смерти. Кем бы мы ни рождались в шести мирах живых существ, мы нигде не будем свободны от природы страдания».
– Да, вот они вихри сансары, – подумала Вера Владимировна.
Еще недавно обласканный судьбой, приближенный самого императора, ее отец был арестован Временным правительством, а их роскошный особняк был разорен. Уже тогда, сразу после освобождения отца, надо было бежать. Надеяться было не на что. И, может быть, она не потеряла бы свою девочку.
Когда