твои слова звучат как-то неубедительно.
Я, конечно, попросил отпустить меня, обещал забыть об этом, но куда там. Чувствую, что одним сидением в связанном виде мне не отделаться. И точно! Бохрад усаживается сбоку, берет тарелку, ломает в нее маленькими кусочками хлеб, обильно посыпает его черным и красным перцем. Я особо подчеркиваю – обильно, значит очень много. Затем заливает все это маслом – он под столом специально бутылку прятал, мерзавец! Все это тщательно перемешивает. Берет вилку, насаживает на нее кусочек хлеба и протягивает мне. Я отворачиваюсь, категорически заявляя:
– Я это есть не буду!
Он ухмыляется и отправляет этот кусочек… себе в рот! Я в шоке наблюдаю, как он его, не морщась, пережевывает и глотает. Такое было впечатление, что перец ему нипочем.
– А теперь твоя очередь, – он подцепляет следующий кусочек и встает. – Рот откроешь или помочь?
Я мотаю головой, всячески стараюсь уйти от его угощения. Тогда он зажимает мне нос и терпеливо дожидается, когда я вынужден буду открыть рот, чтобы дышать. В общем, он засунул мне в рот хлеб с перцем, и закрыл его, предупредив:
– Будешь выплевывать, я тебя всю ночь кормить этим буду.
Превозмогая весь ужас предстоящих мне мучений, я принимаюсь жевать.
Шарух замолчал, воспоминания давались ему нелегко.
– Это ужасно… – посочувствовал Эрни. – Как ты это пережил?
– Знаешь, когда я начал есть, думал, расплачусь, до чего унизительным мне все это показалось. Каждую секунду ждал я, когда во рту появится нестерпимое жжение. А оно все не появлялось, хотя вкус перца я все же чувствовал. Я проглотил этот злосчастный кусочек, и, недоумевая, посмотрел на Бохрада. А тот улыбнулся, похвалил меня за примерное поведение и присев, нацепил на вилку следующий кусочек хлеба. В общем, скормил он мне все свое угощение. Эрни, я не переживу такого позора. Так унизить палача! Знаешь безболезненный способ совершить самоубийство?
– Шарух, ты серьезно?
– Шучу! – Шарух рассмеялся. – Но от пережитого меня все еще трясет. Он потом начнет мне всяких насекомых в еду подкладывать… Эрни, мне с ним еще две недели жить! Я в ужасе!
– Это ты мне говоришь, а сам наверно уже придумал, как отомстить ему за унижения?
– О… у меня вся ночь впереди. Он еще не раз пожалеет о содеянном. Минутку, ко мне стучат. Чего ему еще надо?
Шарух не стал отключать браслет и Эрни хорошо все слышал. Шарух подошел к двери и отодвинул засов.
– Ты чего теперь всегда от меня запираться будешь? – поинтересовался Бохрад.
– А ты, смотрю, осмелел… Зачем пришел?
– Вот тапочки принес. Клей в столовой убрал, больше не прилипнешь.
– Бохрад, ты так не наглей. Я ведь и разозлиться могу. С тебя еще за побег причитается.
– Сочтемся, приятель, не переживай. Можешь не запираться, Музей не подожгу, и ночью пугать не буду, честное слово.
– Проваливай уже.
– Спокойной ночи!
Шарух облегченно вздохнув, вернулся на свою кровать.
– Эрни, ты здесь?
– Да,