и замотала головой.
– Ты чё! Нинно разобидится: он с триаду корпел! Вот сама ему и вороти, а мне уж пора. Еще раз здравляю! Крепко целую! – чмокнула она подругу в обе щеки. – Не забудь ночью нагадать желанье!
– Беати, я провожу тебя, – подал голос Синоли. – Погоди с мушку на улице.
– Тебе же нельзя бросать лавку, – строго сказала Маргарита, когда высокая, но легкая Беати упорхнула за дверь.
– Да ну… – отмахнулся Синоли и плотно закрыл нижние ставни у прилавка, погрузив комнатку в полумрак. – Ничто за три минуты не будется – я мухой. Ну как Беати одной гуливать в ее наикоротющей юбке?! Слухай, сестренка, – вздохнул он, – прости… я вроде забыл и не наготовил тебе дар. Но он у меня будет – наибольшущее торжество в честь нарожденья у нашего герцога дочери! В благодаренье пойдем на Главную площадь, поглазеем на казни под музыку. Герцог наверняка тоже слово скажет. Я слыхал, там уже ложат помост с навесом. Просто так таковские помосты не ложат… Хочешь глянуть вблизи на герцога Альдриана Красивого?
– Очень хочу! Но… вряд ли меня выпустят. Тетка думает, что я простынью Агне спортила, и будет восьмиду злобствовать, что поистратилась.
– Ну ты – эт ты! – обнял ее Синоли. – Ни дня с тобою без беды! Ну, я побёг… Скор буду! Ничё не трогай и не облизывай сласти, а то мне влетит, – добавил он, выходя за дверь. – И не побей ничё! – донеслось уже с улицы.
Синоли помогал дяде тем, что зазывал из широкого окна в лавку прохожих, и, благодаря привлекательной внешности, словоохотливости да умению шутить, он хорошо с этим справлялся. Закрытые ставни говорили горожанам, что лавка не работает, поэтому Маргарита не опасалась, что кто-нибудь зайдет. Она посмотрела в тот угол, что манил ее сильнее всего, – там, на полках, ласкали взор сладости в коробочках, похожие на самоцветы в шкатулках: орешки в карамели, сушеная вишня, цукаты, миндальная халва, всевозможные конфеты, пастилки из кореньев, анисовые леденцы, разноцветное драже, – чего там только не было! Виднелись и какие-то новые придумки ее затейливого дядюшки. В день рождения Маргарита, уединившись в своей спаленке, за раз уминала дарованное «сокровище», а потом засыпала с тошнотой от сахара и меда, но с блаженной улыбкой. И затем ждала еще год этого радостного дня.
Девушка отщипнула маленький кусочек халвы, далее еще один, но после заставила себя остановиться. Она глянула на ведро, протяжно вздохнула и перевела свой взгляд в угол напротив прилавка – на напольные часы, к каким ей тоже запрещали приближаться. Подумав, Маргарита несмело подкралась к этому громоздкому устройству, на колонне-ноге и с солидной подставкой. Часы изображали здоровый, как ящик, грубо выточенный из дерева и аляповато раскрашенный рыцарский замок с четырьмя башенками, балкончиком в вышине и единственными дверцами за ним. Под за́мком висели две гири, сверху росла шатром пирамида из четырех металлических скоб с колоколом внутри и молоточком сбоку, а под балкончиком разместился двойной круглый циферблат – и солнечный календарь, и часы в его