л головой.
– Хорошо… И в самом деле, пусть материнства меня лишают, мать я ни к черту…
– И вот… не надо вот этого вот! – нервно дернула рукой перед своим лицом женщина. – Вот не надо только из себя строить… этого вот… дрессированного пуделя! Кивает он! A его дочь завтра опять моему Вадику нос разобьет!
– A может быть, у них так симпатия выражается? – попытался предположить Глеб. – Я вот тоже в детстве девчонок по голове портфелем бил.
– Знаете что! – задохнулась от возмущения женщина. – Мне такие ваши симпатии! Чтобы завтра в школе ноги вашей не было!
– Вообще-то я и так нечасто там поя…
– Вашей дочери!
– Ну, это уж позвольте! Она ж неучем останется! – возмутился наконец Каратов. – Не наступайте моему ребенку на горло.
– Я? Это я наступаю?! Да это она!.. Посмотрите, какие синяки у моего Вадика! У него же все лицо, как у этого… из «Аватара»! Зеленое! Похоже, что это она не наступила, а прямо-таки топталась по моему несчастному ребенку!
– Хорошо, – Каратову надоел неприятный разговор. – Я с ней поговорю.
– Да будет она слушать, что вы там…
– Я с ней поговорю строго!
Женщина вздохнула с явным сомнением, дернула плечиком и выскочила из прихожей.
Каратов неторопливо прошел на кухню, где за столом сидела его восьмилетняя дочь и ковыряла ложкой в тарелке.
– Па, я кашу-то, посмотри, доела, – тут же обрадовала она отца.
Отец молча отодвинул ее пустую тарелку и уставился на дочь.
– Па, я так думаю… может, мне еще кашки? – не знала, как угодить отцу, доченька.
– Думаешь, спасет? – вздохнул отец. – Анфиса, ну сколько ж можно кулаками махать? Как мельница какая-то, честное слово. Ты же девочка! Должна быть… хрупкой какой-то… нежной. Трусихой должна быть, в конце-то концов!
– Па, когда тут быть нежной? Его ж лупят все, кому не лень!
– A ты еще и руку не приложила, так, что ли?
Анфиса отодвинула тарелку.
– Пап, я ж его не била. Я ж его защищаю каждый раз!
– И после этого у него такие синяки?
– Ты еще Борьку Грачева не видел, у него все ухо синее…
Отец кашлянул и нахмурил брови:
– Значит, следующим гостем будет папаша Грачева?
– Пап, Грачев просто издевается над Вадькой. Все время его долбит и долбит. A я восстанавливаю справедливость. Но я же не могу все время с Вадькой гулять, вот и решила – проще его научить. И, папа, я ему честно сказала: «Вадька, сейчас я тебе буду бить в глаз, защищайся». A он стоит и лыбится! Я ему два раза сказала, а потом… Я ж ему еще и показала, как руки нужно держать – блок ставить. A он… в общем, я ему в этот блок и шибанула. A уж в глаз он сам себя своими же руками…. Если суд будет, можно отпечатки пальцев снять, там моих нет.
Отец только протяжно простонал.
– Па, ну нельзя ж пацану таким быть, – Анфиска таращилась на Глеба совершенно ясными глазами. – Я ж доброе дело делаю.
– Вот что… сейчас за уроки, а потом… завтра, чтобы ты к этому Вадику… на пушечный выстрел! Ты меня поняла? Иначе…
– Да знаю я… – набычилась девчонка. – Иначе неделя без компьютера и никакого телевизора… A потом удивляются, откуда у нас столько равнодушных людей вырастает…
– Анфиса! Не обсуждается! – рявкнул отец.
Девчонка поднялась из-за стола и встала к раковине. Каратов смотрел на маленькую, худенькую спинку и все больше хмурил брови – никак, видать, девчонку без матери не вытянуть. Вот растет мужичок, и хоть ты башку себе разбей.
– Анфиска… Завтра пойдем, запишем тебя на балет, – решил он.
Дочка только покачала головой.
– Пап, балет – это не мое призвание.
– Ага! Твое призвание кулаками махать! Пойдешь на пианино, я сказал, и не обсуждается!
– A слух?
– На… на… в литературный кружок!
– Давай уж лучше на фигурное катание… Хотя… тоже поздно, наверное.
– Ничего! Будешь стараться – догонишь… И вообще! Будешь кривляться…
– Да знаю я, – вздохнула дочь. – Буду кривляться – наймешь няньку… Как будто я ребенок маленький какой…
Анфиска уроки сделала быстро, зато у своего компьютера сидела до одиннадцати часов. Скачала фильм и никак не могла оторваться. Глеб уже давно бы выключил, но уж больно фильм хороший был – про войну. Пусть смотрит, а то сейчас у молодежи столько ерунды в башке намешано. A здесь патриотическое воспитание, как-никак.
Он и сам не мог оторваться от монитора, но в самый интересный момент зазвонил телефон.
– Во, папа, иди! Тебе твоя хрупкая и нежная звонит, – кивнула на телефон Анфиска.
– Вот что, дочь моя, – поднялся Каратов. – Ты внимательно смотришь, потом расскажешь, что я пропустил, ясно?
Анфиска кивнула и прилипла к монитору.
Звонила