дательской системе Ridero
ЧАСТЬ I
Глава 1
Всю свою жизнь она пыталась соединить мир вымышленный с тем, что ее окружал. Собственные чувства и нрав мешали ей быть счастливой – они подобно ржавчине разъедали того, кто их породил.
Мучительно и с болью она осознала, что мир внутри нее много интереснее, чем тот, что видят глаза. Мир, доступный ее внутреннему зрению, гораздо уютнее и теплее. Долго пыталась, но совместить не смогла.
Ее неухоженный дворик покрыт сухой травой и опавшими листьями, из-под которых проглядывает мощенная камнем дорожка, ведущая к дому. Девушка закрывает глаза и тянет носом воздух – пахнет дымом и отсыревшей землей.
Она не будет счастлива, ее никогда ничего не устраивало в окружающих, а главное – в себе самой. Подобие блаженного спокойствия она испытывала разве что в своем доме осенью, когда ветер сметал на веранду листья, слушая их шорох по половицам, слушая дождь, глухо бьющий по черепичной крыше, и придавая мыслям осязаемую форму – превращая в слова на мониторах и в записных книжках. Последнее, пожалуй, наиболее важное, этого она не могла не уметь, иначе бы жить не получилось вовсе.
С трудом понимала, кто она и что здесь делает. Внутри всегда был кто-то противоречивый, двойственный. Порой казалось, что стоило родиться близнецами – слишком много желаний на нее одну. Но близнеца не было, сгрузить лишнее было не на кого, и спасали только клавиши и чистые страницы. Свой мир она могла населить кем угодно, она была там богом, она придумала его. И самое удачное решение, принятое ей в жизни, – было поселить в этот мир саму себя.
Загнанная фантазия рисовала ей будущее, но ничего не подходило. Пустота внутри оставалась пустотой и смотрела на нее оттуда с ухмылкой, словно бы говоря: «Я поглощаю твою жизнь». Временами она была готова признать себя сумасшедшей, была готова на все, лишь бы заткнуть голос, звучавший в ней. Всегда ли он звучал? Может, раньше она просто не замечала его? Или он появился внезапно и с единственной целью – разрушить ее мир?
И тогда она сбежала. Зная, что от себя не убежишь, не стала бежать, меняя города, и выстраивать толстых стен. Она сбежала, не выходя из дома – в мир, который ежедневно превращала в слова.
Поместила своих демонов в воображаемую обитель, закрыла все входы и выходы на воображаемый ключ и сбежала. В то утро легкий ветер шевелил занавески окон ее спальни, кровать слепил солнечный свет, запах осени крался под кожу.
Купила новые зеркала. Никто не заметил перемен.
Глава 2
Все, чего иногда хотелось, это ее пушистого кота и кофе. Чтобы аромат наполнял дом, молола зерна и раскладывала их в мешочках по углам, как ведьма колдовскую снедь. Пушистый же – умер, а она так любила его, что не смогла завести иное животное. Кот был своевольным и оставил ей в наследство множество тонких белых шрамов на внутренней стороне рук. Она знала, он любил ее по-своему.
Бывает, когда нас покидает кто-то, нам требуются несколько человек, чтобы заполнить эту пустоту. Ей требовались постоянно. Боялась, правда, что люди хотят от нее того, чего не хочет она, и пускай обычно это льстило, зачастую превращало в мелкую пыль то, что она любила в каждом своем человеке. Она не знала, сколько ей нужно людей, текстов, книг или денег, чтобы заполнить пустоту. Она образовалась внезапно и ее хозяйка надеялась, что так же внезапно и исчезнет. Но не исчезла.
Ей ничего не оставалось, как открывать потертый ноутбук и писать. Быть властелином знака и переносного значения, метафор и перифраз, бежать за своими мыслями, полируя клавиши, просматривая монитор до дыр, морща лоб и кусая губы до крови; она описывала тех, кого давно придумал ее разум, кто давно жил у нее внутри. Давала им надежды и заблуждения, людей и людишек, дома и домики, много и мало, они носили разные имена, но она-то знала, что все они носят одно имя. Её.
Глава 3
Имя – лишь позывной. Набор звуков с тем или иным значением, приятный или не очень, на любителя. Человека не стоит ассоциировать с его именем, как и любое живое существо не нужно соотносить с тем, как мы его назвали. Слово чуждо природе. Все, что нас окружает, не имеет названий. Они только в нашей голове.
Она бы с радостью забыла, как назвали ее родители, но не могла, а потому придумала себе свое имя, и некоторые называли ее именно так. В любом случае, как-то же ее должны были называть.
Она умела любить тонко, за пустяки, за улыбки. Ведь так удобно любить, когда знаешь какую-то мелочь, и начинаешь обволакивать ее остовом, костями, коконом, паутиной своего воображения. Так удобно любить издали. Кажется, что и видно лучше, угол обзора шире. Именно поэтому она не подпускала людей слишком близко, мягко выталкивала за двери, вежливо прощалась, нежно ограничивала, но не прекращала видеться с ними – так она могла брать от них почву, сажая в нее семена для своих персонажей. Люди были ее величайшим источником вдохновения. Даже самые дурные, с самыми дурными помыслами не догадывались,