Артём Весёлый

Клюквин-городок


Скачать книгу

ми гребней.

      Дороги направо

      дороги налево

      снежный разлив…

      На окнах настывали первые узоры.

      Клюквин ликовал.

      Фасады домишек были убраны ветками зелени и кумачовыми флагами. Где-то за пожарным депо взмывал оркестр. С окраин к центру, кривыми узкими улочками, лавиной стремились жители. С гиком мчались ребятишки. Вприпрыжку скакали озабоченные собаки. Широко, деловито шагали мужики. Задыхаясь, оправляя платки, бежали бабы.

      – Заступница… Владычица… Идут.

      – И то, идут… Батюшки, Дарьюшка, ох… Слава те!

      – Куманька, сон-от мне…

      Со стороны вокзала в главную улицу втягивался партизанский отряд Капустина. Дымились, всхрапывали приморенные кони. В седлах раскачивались чубатые партизаны – лица их были обветрены, забитые снегом черные папахи сдвинуты на затылки.

      Через базарную площадь навстречу отряду со знаменами и оркестром двинулись железнодорожники, крюшники, ткачи, пекаря, кожевники, работники иглы…

      – Мамка, гляди, гляди…

      – Ээ, брат, силища-то, народу-то!.. Я сэстолько и на Ярдани не видал.

      – Война… Этих лошадей да на пашню бы.

      С тротуара стремительно метнулась пестрая юбка:

      – Митрошенька…

      Молодая женщина грудью ударила в волну лошадей… Задымленный ветрами горбоносый партизан перегнулся из седла, с лету подхватил ее под локоть и, посадив перед собою, под дружный одобрительный хохот стал целовать заплаканное смеющееся лицо.

      – Ура, ура-а-а…

      Задранные головы, распахнутые рты…

      – Сват, Ермолай… Сват, дьявол те задери…

      – А-а, мил-дружок, садово яблочко… Жив?.. Грунька-то тут убивается, двойню тебе родила.

      Старуха хваталась за поводья гнедого коня, глаза ее вспыхивали и притухали, ровно копеечные свечки под ветром…

      – Михаил Иваныч!.. Не видал ли Петьку?.. Сынка?

      Михаил Иваныч – угреватый Мишка Зоб – рвал коню губы и с надсадой кричал:

      – Не жди своего Петьку, Мавра… Вместе были… Петька, друг до гроба, под Казанью убили… – Зоб в сердцах урезал плетью пляшущего гнедка и ударил в переулок, к дому.

      Старуха так и покатилась:

      – Петенька… Батюшки… У-ух, ух…

      Торжествующе гремел оркестр. Над городом волной вздымался гимн революции – вдохновенно звенели голоса женщин, согласно гудели баса, взлетая, сверкали детские подголоски. Боевая песнь колыхала, рвала сонную тишину городка.

      На площади закипал митинг.

      С исполкомовского балкона Капустин кричал в буран, будто спорил с ним:

      – Волга – наша! Завтра нашими будут Урал, Украина, Сибирь! Генералы, купцы, фабриканты и всякие мелкие твари, сосущие соки трудового народа, – где они?.. Тю-тю… Все вихрем поразметало, огнем пожгло! К Колчаку побежали за белыми булками, за маслеными пирогами…

      Передние колыхнулись в хохоте:

      – У них с нашего-то хлеба брюхо лупится…

      – Ваша благородия, хо-хо…

      По всей площади густой рябью потянул гогот.

      Спешившиеся партизаны топтались на мерзлых кочках, вполголоса расспрашивали о том о сем, рассказывали о последних боях под Симбирском и Самарой, слушали Капустина.

      – Востроголовый мужик…

      – Ну-у?

      – Пра. А в бою жеще нет. «Ура» – и вперед!

      – Капустин худого не попустит…

      Ребром ладони Капустин рубил встречный ветер, глазами вязал толпу и громко говорил:

      – Революция, свобода, власть… Заварили кашу, надо доваривать! Замахнулись – надо бить! Врагов у нас – большие тыщи!

      С севера, из рукавов лесных дорог, сыпались обозы со штабами, ранеными. С далеких Уральских гор задирала сиверка. Остро посвистывал жгучий, как крапива, ветер. Хмурь тушила день, садилось солнце на корень.

      Ночью покой притихшего городка охраняли патрули – кованым шагом они гулко били в мерзлые доски тротуаров, от скуки постреливали в далекое звездное небо. На базарной площади, на стыке трех больших улиц, пылал костер. Сонные дряблые лица огонь наливал дурной кровью. Вяло вязались солдатские разговоры, по кругу из рук в руки переходила махорочная закурка.

      Ржавыми гвоздями визжала обдираемая обшивка лабазная.

      – Накинь, Петров, накинь, разгони тоску.

      Петров крошил в костер трухлявые доски, переливчато с захлебом чихал, припав на корточки, вертел закурку из сорванного с забора приказа, затягивался и начинал:

      – В некотором царстве, в некотором государстве жил-был поп. Было у него ни мало ни много – восемь дочек. Нагуляные девки, пшеничный кусок. Поп возьми да и найми себе работника Чеголду. Ладно, и вот, в однажное время…

      Сказка тонула в чугунном гоготе простуженных глоток.

      Темнота ночи редела. Старый солдат Онуфрий