вам сказать, – не утерпел Аларин, – у него, пожалуй, многое и в архив можно сдать?
– О нет! Не говорите так! – протестовала она. – «Записки охотника» – это… я вам не сумею передать, это – божественно! Я «Накануне» читала летом на загородной даче, целые дни читала. Утром из-под подушки выну и целый день не расстаюсь с ними. Даже за обед ухитрялась приносить, конечно, потихоньку, чтобы не заметила madame Швейгер…
Но Аларина мало занимали ее рассказы, потому что он сам говорил не для нее, а для собственного удовольствия.
Его поразил ее свежий, серебристый голос.
– Скажите, пожалуйста, вы не поете? – неожиданно спросил он.
Барышня вспыхнула и, как-то совсем по-институтски, взглянув на него исподлобья, спросила:
– Почему вы это узнали?
– У вас такой чистый и полный голос, и тембр такой богатый. Я только поэтому и предположил. Но вы все-таки поете?
– Да, я немного училась. Monsieur Орлов, наш учитель пения, говорил мне, что если я поработаю над голосом, то могу выступить на сцену. Но я ужасно стыжусь петь. У нас на масленице был концерт, и я пела в мендельсоновском дуэте: «Хотел бы в единое слово излить…» Вы слыхали его?
Аларин в музыке ровно ничего не понимал, но ответил, что, к сожалению, этого дуэта не слышал, хотя обожает Мендельсона.
– Это очень известный романс, – заторопилась барышня. – Вы, верно, слыхали…
Хотел бы в единое слово излить
Я, что на сердце есть! —
пропела она вполголоса первые две строчки и вдруг, спохватившись, покраснела до слез.
Аларина эти десять нежных, дрожащих нот привели в восторг.
– У вас чудный голос, – сказал он совершенно чистосердечно, – на меня пение еще никогда не производило такого впечатления, как эти несколько звуков. Как бы я хотел услышать вас с аккомпанементом!.. Вы, впрочем, извините, я до сих пор не знаю вашего имени!.. – прибавил он полувопросительно.
Они назвали друг другу свои имена и фамилии. Барышню звали Зинаидой Павловной.
– Вы до какой станции едете, Зинаида Павловна? – спросил Аларин.
– Я прямо в Р*.
– Неужели? Представьте себе, мы едем в один город. Ведь это положительно судьба, что мы с вами попали в один и тот же вагон и так хорошо разговорились. Он, конечно, сказал про судьбу единственно «для красоты слога», но, склонная к мечтательности, Зинаида Павловна серьезно увидела в этих случайностях действие предопределения и внезапно после его слов ощутила какую-то тихую, бессознательную радость. Точно она узнала, что там, в далеком, чужом городе у нее будет близкий человек, который поддержит и защитит в случае надобности.
– И вы, по всей вероятности, едете в Р* к родным? – продолжал расспрашивать Аларин.
– Нет, – отвечала она и запнулась. – Я еду туда гувернанткой…
И, быстро вскинув на него глаза, точно желая удостовериться, нет ли на его лице улыбки, она продолжала:
– Вы знаете, к нам в институт присылают для пепиньерок предложения,