к ней. Одри почувствовала усталость и повернула назад. Дом был пуст. В гостиной громко тикали часы. Она прошла в спальню, залезла под одеяло, не раздеваясь, и вскоре уснула.
После тенниса Джон никак не мог набраться смелости пойти домой. Они с мужиками завернули в паб, съели по стейку и выпили пива. Он шел домой, думая, что, конечно, нельзя было найти хуже момента, чтобы забеременеть. Но он же Одри такое никогда не скажет. Значит, так тому и быть. Будет полный кошмар, ну придется и с этим справиться, альтернативы-то нет.
Одри спала, когда он пришел. «Пусть отдохнет, – подумал он. – Завтра она всё увидит в другом свете. А я к завтрашнему вечеру должен найти правильные слова, чтобы объяснить девочке, что, если ребенок появится не сейчас, а на пару лет позже, все трое будут от этого только счастливее. Но если это для нее не вариант, значит, она должна быть спокойна, что я справлюсь и с сегодняшней ситуацией. Мы продадим остатки компании, я пойду работать куда-нибудь менеджером, чтобы хоть эту квартиру сохранить, не тащить же Одри с ребенком в трущобы? Это будет означать, что о собственном бизнесе придется забыть. Одри не будет работать года два, не меньше, надо содержать всё это хозяйство, страховка взлетит, а через три-четыре года поздно начинать строить новую компанию с нуля. Просто поздно, да и работать придется круглые сутки, а это значит – не видеть ни жену, ни ребенка. Надо думать дальше».
Одри проснулась и услышала звуки футбольного матча по телевизору. Смотрит футбол, значит. К ней даже не подошел. Она опять закрыла глаза.
Джон заходил в спальню несколько раз, не зная, будить Одри или дать ей выспаться. Вообще-то лучше бы ей встать и им вместе куда-то выйти, в ресторан, что ли? Все-таки день-то особый. Но вдруг она опять вскинется и скажет, что это чудовищно – выпивать и закусывать в такой момент?
Забравшись вечером в кровать, он стал гладить Одри по волосам, целовать и шептать какие-то слова. Она отодвинулась, резко и враждебно. Он и мыслей не имел о сексе, просто хотелось, чтобы они были вместе, чтобы заснули обнявшись, чтобы она чувствовала: он с ней и никогда ее не подведет.
Джон проснулся в полпятого и подумал, что до прихода партнера, который сразу начнет причитать и упрекать, хорошо бы спокойно посидеть с цифрами. Одри спала. «До вечера, детка, я тебя очень люблю», – прошептал он ей на ухо. Вечером он, как и планировал, пришел не поздно. Сел напротив Одри, сказал все, что заготовил. Но то ли тон был не тот после дневных разборок с партнером, то ли она еще не пришла в себя, но Джону опять не удалось достучаться до нее. Он повторял, что справится, что продаст компанию и найдет работу, что всех прокормит. Она слышала в его голосе только горечь, что он приносит все свои бизнес-планы в жертву ее блажи иметь ребенка, которая пришлась ему не ко времени. Он жертвовал собой, и это было омерзительно слушать.
Рабочий день прошел в дебатах с партнером. Они ругались, теряли контроль над собой, потом мирились, вечером пошли ужинать, когда все рестораны в городе уже закрывались. Джон пришел домой за полночь, Одри спала. Она выглядела неважно. Он поцеловал ее,