разносчика и о чем-то зашептался с ним.
– Попросил принести нам бутербродов. Вообще-то они предназначены для журналистов, но думаю, парочку можно позаимствовать, – пояснил. – Даже самые самонадеянные ублюдки порой нервничают, так что им кусок в горло не лезет. Это я про себя, если что. С утра ничего не ел, а теперь немного отпустило, и жутко захотелось колбаски.
– Считаете себя самонадеянным ублюдком? – удивилась я.
– Нет, но так считают многие мои «коллеги», – сделал Лех пальцами кавычки. – Часть из них. Другая ограничивается выражениями вроде «выскочка» и «дешевый любитель эпатажа». Насчет выскочки не знаю, а эпатаж… если он не просто для саморекламы, то не нахожу в нем ничего дурного. Но опять мы говорим не о том. Я обещал вам историю.
– Бутерброды, как вы просили, – вынырнул откуда-то из-за очередной инсталляции паренек с подносом.
– Прошу, – художник сгреб еду и пару стаканов с соком.
– Благодарю, – эхом откликнулась я.
Да уж, это вам не канапе! Мы с Лехом почти одновременно вгрызлись в мягкие булки, проложенные мелко нарубленным мясом курицы, зеленью и смазанные каким-то соусом. Краем глаза я заметила несколько удивленных взглядов. Но странно: даже посреди выставочного зала, в окружении толстосумов я не чувствовала неловкости. Видимо, мне передалось настроение Леха. Раз сам устроитель данного мероприятия разрешает, значит, стесняться нечего. А, может, сказывалась элементарная усталость.
«Да тебе же нечего надеть!» – возопила подруга, заглянув в мой гардероб. На ее взгляд мои наряды совершенно не подходили для посещения не то что галереи, а даже самой захудалой закусочной на углу. Пришлось ехать за маленьким черным платьем, туфлями, делать прическу. К сожалению, день рождения был именно у Нади, так что пришлось потакать ее прихотям в надежде на щедрую отдачу через пару месяцев. А уж я найду способ отомстить за все ее сегодняшние измывательства!
В довесок к четырехчасовому катанию по городу нас ждала огромная очередь на выставку. Пришлось мужественно ее отстоять. Так что сейчас мне было совершенно фиолетово, как на меня посмотрят господа, на глаза которым я больше никогда в жизни не попадусь. Я полностью погрузилась в ощущения таявшей на языке курицы, на короткое мгновение забыв даже о стоящем рядом Сандерсе.
Тому, кажется, тоже было хорошо. Вон, глаза прикрыл, голову запрокинул, смакуя сочетание салатной горчинки со сладостью соуса.
– История, – в третий раз начал он. – Так вот, мне было лет десять. По телевизору шла какая-то познавательная передача о Третьяковской галерее. Полагаю, это был цикл из несколько выпусков, но я попал на тот, где речь шла о картинах русских авангардистов. Не самая интересная тема, но родители были на работе, я добросовестно болел, лежа в постели, а смотреть больше было нечего. Если думаете, что меня захватили все эти полотна, я проникся их глубоким смыслом, и с той поры решил стать художником, то боюсь вас разочаровать. Нет… я смотрел на работы Кандинского, Малевича и прочих и думал: «И это вот хранится в музее?