и сильной спине.
Мы с Френтосом, однако, побыстрее вставать и не спешили. Я тихо поднял упавший подсвечник, и также тихо, уже вставая ногами специально на одеяло, поставил его на место. Ранее я упал прямо в небольшую лужицу перед кроватью, но состояние мое после этого особо не изменилось, ведь я уже и без того был мокрый от пота. Френтос же, с доступным только его окто грохотом положив свою чудо‑подушку себе под голову, хоть какую разминку все‑таки начал. Пытался сделать то же, что некоторые делают на снегу или песке, и называют ангелочком. Ангелочек Френтоса на одеяле, которое сам Френтос также утащил с собой на пол, становился, с каждой секундой, все более похож на ангелочка‑душевнобольного. Потому, как минимум, что пол, на котором лежало одеяло, был слегка кривоват, хотя, вообще, у нас это было вполне нормально. Френтос часто на него падал, и его окто вполне позволяло при этом ему не травмировать себя. Про окружающих ничего сказать, однако, не могу. Падения Френтоса иногда могли вызвать и сердечный приступ у соседей снизу, и хорошо еще, что почти все в нашем доме к этому уже привыкли – и к Френтосу, и к разным приступам. Иногда можно было врать, что у нас лишь завелся полтергейст, ибо пол как раз кривой, а кровать Френтоса, пусть и не на колесиках…Да и хватает лишь того, что это именно его кровать.
Помимо подушки Френтоса, у него было еще множество и других различных не нормальных атрибутов как самого дурного октолима, которого я когда‑либо знал. Например, та самая его "кровать‑монстр". Раньше она была низкой, но с высокими душками, и тогда она была в меру нормальной. Но потом Френтос сделал ее, из ранее безымянной, "кроватью‑монстром". Он перевернул ее, поставив ее на высокие душки, поэтому теперь спит прямо под потолком. От его веса она начала ловить каждое его движение, смещаясь в ту же сторону, что и он, а сопровождаются эти движения воистину страшными звуками. Однажды я даже решил смазать её, чтобы она перестала скрипеть, потому, что избавиться от нее Френтоса мне никак не заставить. Но ей это, видимо, не понравилось, и она попыталась меня задавить, соскользнув по неровному полу в мою сторону. Больше я к ней не прикасаюсь, а то вдруг она ещё и заговорит. Обычная, с виду, кровать, да с моторчиком в виде Френтоса.
Свои комнаты мы с братьями обставляли сами, хотя и, когда мы за это только принимались, происходили уже по‑настоящему страшные вещи, явно куда более страшные, чем одни только полеты всех возможных предметов обихода по сторонам. Я, как мы еще раньше привыкли делать на пару с сестрой, хотел расставлять предметы идеально ровно, и каждый день следить, чтобы все было на своих местах. Детская у нас троих в детстве была одна, хотя и сестра спала с родителями. Нам троим, и особенно мне, это, если честно, не особо нравилось, но, пожалуй, не буду об этом. И она, и я, ценили порядок. Не так, конечно, как это делал Таргот, но все должно было смотреться идеально. По его же мнению, все предметы должны были стоять так, чтобы их можно было быстро и удобно использовать, а не чтобы они просто красиво стояли, так что не мудрено, что кровать у него всегда выглядела одинаково, не зависимо