в небо, и он исчез из виду.
Колыбельная и картинки слились в его сознании в единое целое, приобретая форму трехмерной картинки, глубину которой возможно узреть лишь при определенном ракурсе и настрое мысли. Сэлмен чувствовал, что может лишь протянуть руку – и она погрузится внутрь экрана, ощущая ласковый уличный ветерок. Картинка словно расширялась за пределы экрана, – и он вдруг осознал, что так оно и есть, и это никакой не мираж. Через считанные секунды границы кадра уже достигли человеческих размеров, проглотив целиком телеаппарат и захватив часть пола. Изображение остановилось на изображении детской площадки. Сэлмен отступил назад – но там все еще сверху падали обломки, люди метались в поисках спасения, несколько трупов лежали с проломленными черепами – эти люди моментально скончались на месте, другие медленно умирали под обломками, кто-то полз прочь со сломанными ногами, оставляя за собой кровавый след, словно некто неведомый вел широкой кистью по холсту. Были и те, кто пытался разбить окно, – но за стеклом была стальная решетка. Тех, кому все-таки удалось добраться до коридора, где находился единственный выход, смерть настигла у самого порога: обрушившийся потолок засыпал их камнями, полностью перегородив проход и заодно лишив единственного шанса на спасение всех, кто еще оставался в зале. Из-под обломков разрушенного фонтана во все стороны била вода, размывая лужи крови.
Тем временем Медведь, не говоря ни слова, уже прошел сквозь ставший огромным экран и очутился по другую сторону. Сэлмен сперва даже не поверил своим глазам. Но медведь уже покрылся черно-белой рябью и слился с картинкой, двигаясь наоборот, как и все вокруг него. Он махал лапами и кричал что-то неразборчивое – так как и слова его звучали наоборот.
Возможно, это выход, подумал Сэлмен. Но куда он меня заведет? Черт, что за неуместные вопросы, когда ты в безвыходном положении? Но пока логика еще хватала его за руки, не позволяя ему следовать за говорящим медведем в это потусторонность черно-белого экрана, Сэлмен вспомнил фразу, которую часто повторял его отец:
– Вся жизнь – говно, а мы можем лишь выбирать, чтобы наступать на менее свежее.
В детстве Сэлмена забавляли такие странные размышления о жизни, но теперь он все больше осознавал, каким несчастным человеком был его отец на самом деле. И для себя решил, раз он и так по уши в дерме, а по ту сторону экрана оно казалось намного суше, чем здесь, то выбор очевиден.
– Ладно, зайду я в этот чертов экран, – пробурчал он в полном смятении и уже было протянул дрожащую руку к экрану, когда вдруг вспомнил себя в бою на Голанских высотах, когда они преодолевали минное поле: солдаты понимали, что назад пути нет, потому что численность врага в тылу намного превосходила число бойцов их маленького взвода. – За мной! – Скомандовал Сэлмен, едва дотронувшись до светящегося экрана. Затем резко сунул руку внутрь и ощутил пронзающий до костей