фразы, и недовольно взглянул на другое объявление —на нем крупным жирным шрифтом было выведено: «Морфий». Это слово показалось ему родным и знакомым, как старый забытый друг детства. Чуть ниже, под рисунком стеклянной баночки, имелась надпись мелким шрифтом, как нарочно незаметное предупреждение в рекламах: «Но он не смог помочь доктору Мерфи. Очень жаль…».
Как можно писать такой бред, размышлял Сэлмен. В другом объявлении какой-то чудак потерял свою утку, и утверждал, что готов отдать пять яиц, которые снесет птица, тому, кто ее вернет. Одно из самых странных объявлений было от мужчины искавшего самого себя… Как необычно.
Он писал так: «Я ищу себя. Любой, кто найдет меня, просьба обратиться ко мне и сообщить, что будет проводиться похоронная вечеринка для Доктора Мерфи… – Снова тот самый доктор Мерфи… Очень странно. – Вечеринка начнется во время смерти доктора Мерфи в его собственном подсознании через двенадцать часов с этого момента!» – К сообщению прилагалась картинка черного квадрата.
От растерянности Сэлмен схватился за голову и отошел от афишной тумбы. Держась рукой за волосы, он вдруг услышал звук крошечного механизма. Это тиканье часов, осознал Сэлмен и, поняв, откуда исходил звук, посмотрел на левое запястье, где откуда ни возьмись появились механические часы. Они были позолоченные с кожаным ремешком.
– Странно… Очень странно… Могу поклясться гробом своей матери, что на мне не было никаких часов. Я вообще не ношу часы!
«Может, это не твои часы?».
– Может быть. – Сэлмен разглядел, что на часах была лишь одна стрелка и в этот момент она неподвижно стояла на римской цифре двенадцать. – На циферблате всего одна стрелка, и она стоит на двенадцати…»
«Ты снова за свое? Прекращай повторяться».
– Может, это и означает точку отсчета, то есть, осталось двенадцать часов до вечеринки, и как только стрелка пройдет полный цикл вращения, лишь тогда начнется так называемая вечеринка. Что скажешь?!»
«Я об этом не задумывался. Может, ты и прав. А теперь давай продолжим».
Сэлмен прикрыл свои новые часы кожаным рукавом плаща и взглянул на обветшалую церковь, возвышавшуюся в конце улицы Эдисон. Ее фасад терялся в ночной тьме. И он чувствовал, будто она зовет к себе. Сэлмен поднял воротник пальто и двинулся в сторону церкви. К ней вела широкая потрескавшаяся, дорога, сквозь широкие щели в асфальте прорастали растения, в основном, колючки и дикий плющ, распластавшиеся по земле, как изможденные животные, погрузившиеся в глубокий сон.
– Папа, – раздался нежный голосок его дочери.
– Что?! Кто это произнес? – Сэлмен оглядывался по сторонам в попытке обнаружить источник голоса. А, поняв, что голос звучал где-то в его сознании, разочарованно вздохнул. Только не снова этот дурман…
– Папа! – Повторил голос девочки. – Поспеши в церковь, дети нуждаются в твоей помощи…
– Что за…? Какие еще дети?