его не ел, поэтому и без того тяжёлый тулуп вовсе давил к земле.
Полярное солнце в апреле уже начинает пригревать, на складе же холод будто законсервировался и не хотел отступать. Рука привычно потянулась за выключателем и замерла на полпути, Миша вспомнил, что свет позавчера отрубили ради экономии дизеля в генераторе. Глаза привыкли к полумраку, Миша шагнул к стеллажу недалеко от входа, двинул в сторону пластмассовую коробку с торчащей из неё монтировкой, пошарил на ощупь в темноте, достал спрятанный, едва початый сигаретный бычок. Он сбросил тулуп на пол, с удовольствием почувствовав лёгкость в теле, сел, прислонившись к стеллажу, чиркнул зажигалкой, прикуривая. Ядовитый дым проник в лёгкие, разгладив в голове беснующиеся мысли. Нирвана.
В столовом блоке в это время шёл скандал, от которого, в общем-то, Миша и ушёл, предпочитая не вмешиваться и предоставить разбираться бригадиру Юрию Санычу Бетке, строгому сильному пятидесятилетнему мужику, потомку поволжских немцев.
Всего в бригаде их было восемь: Юрий Саныч, Серёга Попов, он же Доктор, Витя Михайлов, Лёха Редькин, Олег Варламов, он же Инженер, Саня Лапшунов, Фархад повар, то ли татарин, то ли башкир, и он, Михаил Мякинин, тридцати двух лет от роду, бывший старший оперуполномоченный уголовного розыска и позже отдела экономической безопасности, судимый и теперь бурильщик. Завезли их сюда на остров Сенгейский в начале декабря, в самую стужу и начинающуюся полярную ночь разбирать буровую станцию. По «легенде» – как по оперски окрестил Миша историю, которую им рассказали вербовщики – геологоразведка сообщила об обнаружении нефти на Сенгейском и силами нефтяной компании там построили буровую вышку. До нефти в итоге не добурились – ошиблась геологоразведка – и теперь вышку надлежало разобрать. Если честно, Миша не очень-то верил в «легенду», скорее всего нефтяники как обычно «освоили» народные деньги. Обнаружение нефти было обычной ширмой для воровства и вывода денег на зарубежные счета.
Впрочем, никому до этого не было дела: всем хорошо платили, чтобы они крутили гайки, таскали железки. Из настоящих бурильщиков был только Саныч, он-то точно обо всём знал, или догадывался, но держал рот на замке.
Раз в неделю из Нарьян-Мара к ним приезжала «вахтовка» – это крашеный в оранжевый цвет «Камаз» с оранжевой же будкой на хребте. «Вахтовка» почему-то была всегда немытая, наверное ещё с осени, и напоминала чумазый апельсин, вытащенный из лужи. Она привозила в основном еду, иногда что-нибудь иное, необходимое для работы и жизни. «Вахтовку» встречать вылезали все: хоть какое-то развлечение в этой пустыне. Сбрасывая груз, «Камаз» разворачивался, призывно поводя оранжевыми боками, и не одному Мише хотелось унырнуть в тёплую будку да рвануть в маленький, но красивый и яркий как пряник Нарьян-Мар.
Пять недель назад «вахтовка» не приехала. А за два дня до этого полностью вырубилась связь: и спутниковый телефон, и рация. На такой случай в неприкосновенном запасе хранились мясные и фруктовые консервы, которые удалось растянуть на некоторое время. Примерно неделю назад в том, что не приедет «вахтовка» уже никто не сомневался. Работа затухла сама по себе, Саныч, понимая, что давить на звереющих людей не стоит, молчал.
Утро началось также мрачно, как и последние четыре голодных дня. Фархад достал мясную говяжью консерву, разложил по восьми тарелкам, положив каждому ещё по замёрзшему мочёному яблоку и ржаному сухарю. Семь истончившихся обросших бородами и щетинами лиц с угрюмым молчанием наблюдали за этим.
– Газ кончается, – сообщил Фархад, смотря в сторону Саныча, – нужно к генератору подсоединяться.
– Лишнее топливо пойдёт и так бензина ограничено, – замети Инженер Варламов.
– С крана слей со своего, – ответил Лёха Редькин. Варламов, кроме того, что мог всё починить, работал ещё на кране.
– С тобой сливали, – снова сказал Инженер, с хрустом раскусывая сухарь.
– Значит, не долили! – повысил голос Лёха, бросив со звоном на стол вилку. Редькин – молодой, двадцати четырех лет от роду задира из Шатуры, хамло и отморозок, любитель блатной романтики, всё время изображающий из себя матёрого урку, но ни разу не сидевший на зоне, однако, по его словам, имеющий за спиной множество административных протоколов за пьянки и драки.
– Тихо, тихо! – повысил в свою очередь голос Саныч. – Разберёмся!
– Разберёмся, – передразнил Бетке Лёха, – тоже мне «бугор»! Твоя обязанность условия нам создавать.
Саныч хотел было ответить, но смолчал, решил, видно, не затевать спор: пусть пошумит, да поутихнет. Но Редькин завёлся и успокаиваться не собирался. Посмотрел на Фархада:
– Ты чего-то жрёшь без аппетита. Схомячил уже свой запас сегодня, а? Чего башкой трясёшь? Все, вон, худеют, а ты нет. Как так, поясни?
– Отстань, Лёха, – сказал Витёк Михайлов, судимый то ли за разбой, то ли за убийство и поэтому единственный, кого по-настоящему уважал Редькин, – повар – мужик с понятиями.
Фархад благодарно посмотрел на Витька.
Какое-то время Лёха молча поедал скудный завтрак, пока не опустела тарелка. Снова обвёл мрачным взглядом вахтовиков. Напротив