широко сквозь поваленный пролёт. Уже здесь с порога было ясно, что хозяин вряд ли сидит дома. Вахтовики разбрелись по двору, и никто первым не решался пройти в дом. Мякинин присел на корточки возле собачей будки и с интересом рассматривал цепь, которую вытащил из-под снега, вертя в руке сломанное звено, комментируя:
– Пёс сидел на этой цепи может быть не один год – свалявшаяся шерсть в будке одного цвета. Потом сорвался. Одно из двух: либо его что-то очень сильно напугало, либо его утащили волки. Это было давно, так как цепь завалило уже несколькими снегопадами. Можно поковырять глубже, чтобы точно узнать, но у меня желания нет. Кто-нибудь хочет попробовать?
– Следов нет тоже около дома, – отозвался Бетке, – к крыльцу не подходили, по меньшей мере, месяца три.
– Так поехали дальше, не будем внутрь заходить – предложил Лапшунов. Тут же отреагировал Доктор:
– А вдруг в доме есть оружие или консерванты?
Редькин ехидно скорчил рожу и спросил Лапшунова:
– А ты боишься что ли?
– А ты? – огрызнулся Саня.
– Чё?! Голос прорезался, Ботаник?
Лёха, набычившись, пошёл на Лапшунова. В другое время всё закончилось бы оскорблениями со стороны Редькина и дипломатическими попытками Сани уйти от конфликта, но сейчас все были злые, невыспавшиеся и усталые от дороги. Лапшунов, выпростав руки из карманов куртки, чуть пригнув голову, ждал противника. Бетке, который на правах старшего всегда влезал во все конфликты, как ни бывало, продолжал что-то вынюхивать у крыльца. Витёк, довольно расхмылив полубеззубый рот, с интересом ждал развязки, Доктор и Фархад, стоявшие рядом, досадно морщась, тоже ждали, чем всё закончится. С тем же выражением лица стоял и Инженер, сложив руки на груди и облокотившись спиной на радиаторную решётку «Камаза». Миша также продолжал сидеть на корточках около будки, ему уже надоели задирания Редькина, и он сейчас просто решил не обращать внимания, его голову занимала другая мысль: что находится в доме и стоит ли идти туда одному, так как другие желания не выказывали. Да, наверное, лучше сходить, пока кто-то решится, оглядываясь на другого. Мякинин поднялся и пошёл в сторону входа и крутившегося там Бетке.
Тем временем, приблизившийся Редькин резко без замаха ударил Лапшунова по лицу. Но, то ли случайно, то ли Лёха просто не рассчитал расстояние, кулак только чиркнул Саню по скуле и тот, с воплем, кинулся на Редькина. Последний раз Саня дрался, да и то в шутку дурачась, то ли в институте, то ли даже в школе, он неуклюже лез на Лёху бороться, хватая того за грудки, за пояс, пытаясь пройти в ноги. Редькин, поднатаскавшийся в уличных драках, уворачивался, отходил, отвечая резкими, пусть не всегда точными хлёсткими ударами, но, хоть он и был выше ростом Лапшунова, ему явно не хватало силы и массы, чтобы отправить его хотя бы в нокдаун. Редькин испробовал распространённый уличный приём: натянуть полу одежды на голову противника и дубасить, пока не упадёт. Не вышло: лапшуновская куртка была плотно стянута снизу вшитым шнурком, и Лёха, пропитая и прокуренная выносливость которого была на исходе, оказался