Брось! Тайга государства вольная, тут свой закон и правда, отселя не выдают.
– Крутишь! – выкрикнул Семён. – Глаза отводишь. Чужими руками отделаться замыслил, своих марать не хочешь. Богу молишься.
– Тю-ю, дурень, – снова отмахнулся Василий. – Говорю – сядь, обмозгуем, дело обчее. Чего кажилишься?
– Неча мозговать! Давай мою долю – и весь сказ! – не унимался Семён. – Вольный я казак?.. Вольный!
– Матерь Божья, Заступница, – меленько крестилась в углу напуганная Устя.
– Вольный, – жамкая ручищей бороду, согласился Василий, – а всё ж дурак… Устя, давай ужин на стол. Я скоро.
Василий натянул армяк, вышел. Устя, как и Семён, помолчала, прислушиваясь, спросила:
– Уходишь, решился? – Вышла из угла, прижала руки к груди. – А я-то думала, сломался ты… Уйдёшь, а я как же?
– А-а? – бессмысленно глядя на неё, переспросил Семён.
– Со мной-то что станет?
– Уйдём. Вместе. Ночью, как заснёт.
– Бог тебя наградит, Сеня! – обрадовалась Устя. – Бог, Сеня.
– Тихо ты! – Семён ударил кулаком по колену. – Ужин давай, чтоб всё складно было, как наказал. Хитрый, чёрт. Небось под дверью стоит.
Пока Устя собирала ужин, вернулся Василий. Сдвинув в стороны миски, поставил на стол берестяной туесок, вздохнул.
– Вот, всё тут, без утайки. – Он высыпал содержимое из туеска, и все трое молча уставились на грудку золота, песком и самородками блекло отсвечивающую на щербатом столе.
– Добрый фарт. Фунтов десять. – Василий ладонью отгрёб ровно половину, пододвинул Семёну. – Небось не в обиде. Бери и поутру мотай на все четыре. Теперь же ночь, прогонять не стану.
Блёснами заиграли глаза Семёна.
– Э-эх ты сколь! – вскрикнул он и испугался. – Многовато одному-то, отбавь. Вас двое.
– А я за двоих тебе отсыпаю, – округляя ноздри, усмехнулся Василий. – Радуй душу. Работал хорошо, половина твоя. Мы себе добудем.
Семён промолчал. Устя поймала взгляд мужа, брошенный в запечный угол, закусила палец.
– Ва-а-сенька! – охнула она, оседая на скамью.
– Цыц, баба! – полоснул её взглядом Василий. – Кого пожалела, металлу?.. А ты бери, Семён, бери, твоё кровное.
– Тогда благодарствую, – поклонился Семён. – Спрашивал ты – кому я должон? Должон. Чего там. Ты в аккурат догадался, беглый я. А этого добра хватит, чтоб откупиться.
– Оно и ладненько. – Василий сел на табуретку, отчего она хрустнула всеми суставами, шумно захлебал похлёбку.
– Тяжелое, да приятно-ое, – шептал Семён, заворачивая золото в лоскут выделанной сохатиной шкуры.
– Садись, ешь. – Василий ложкой тронул Семёнову миску. – Али разбогател и сыт?
– Разбогател! Верное слово, – опять поклонился Семён. – Благодарствую вдругорядь. – Он упрятал тяжёлый свёрток под ошкур штанов, стянул ремнём и подсел к столу.
Похлебали. Устя подала на стол чугунок с мясом. Василий облизал ложку, отложил. Ухватив пальцами горячий кусок мяса, щмякнул на стол, попросил:
– Подай-кось