, дошедших до нас под именем египетского пустынника. Существуют (подобно названному сборнику, в разных списках и вариантах) по крайней мере еще два больших собрания, в которые, кроме уже известных текстов, входят и новые, на русский язык еще не переводившиеся. Трудами монахов-переписчиков, хранителей монастырских библиотек, переводчиков[4], терпеливых исследователей, богословов и филологов сохранены сочинения, в которых на протяжении веков внимательные читатели находили питание для ума и сердца, источник бодрости и радости. Действительно, слово св. Макария имеет мало подобного себе во всей литературе по смелости духовного порыва, сочетающегося с любовным вниманием к творению в его драгоценных подробностях.
Перед нами ум такой природной силы и такого благодатного вдохновения, что утратить его творения значило бы непоправимо обеднить историю духа.
Мы предлагаем здесь перевод 28 бесед, впервые изданных в 1961 г. в ГДР Эрихом Клостерманом и Хайнцем Бертольдом на базе, в основном, двух аналогичных сборников, остававшихся до последнего времени вне кругозора ученых и издателей, – пергаментной рукописи XI в. из Афинской государственной библиотеки (Codex atheniensis 272 = С) и рукописи XV в. из русского Пантелеймонова монастыря на Афоне (Codex Athous Panteleimon 129 = Rossicon), – под заглавием «Макарий/Симеон. Новые гомилии»[5].
Непривычное для русского читателя наименование автора требует пояснения. Дело в том, что еще
в первые десятилетия нашего века пристальное изучение выявило в творениях, известных большей частью под именем Макария, ясные указания на то, что их сочинителем был на самом деле какой-то другой выдающийся монах и проповедник. Он жил не в Египте, а в Месопотамии: им упоминаются река Евфрат, набеги индийцев и сарматов, персов и готов, оборонительные сооружения, характерные как раз для приграничных областей тогдашней Римской державы, смежных с Персией, замерзающие зимой реки и озера и тамошнее название месяца апреля. Кроме того, не всегда Макариевы беседы носят это имя; иногда их автором назван Ефим Сириянин, в арабских переводах – Симеон. На сирийское, а не африканское, происхождение намекает и загадочное, до сих пор не объясненное сходство трактата «О христианском установлении» св. Григория, епископа Нисского, брата славного законодателя монастырской жизни св. Василия Великого, с «Большим посланием» Макария. Что на самом деле могло произойти? Возможно, в бурную эпоху догматических споров соборному осуждению незаслуженно подвергся человек выдающегося таланта и благодатной силы, по своим личным привязанностям и жизненным обстоятельствам, не по убеждениям и писаниям, оказавшийся близким к тем, кто был осужден за еретичество. Им был, по предположению Германа Дёрриса, немецкого исследователя, больше полувека занимавшегося этим вопросом, Симеон из Месопотамии, упоминаемый ранним церковным историком Феодоритом («Церковная история», 4, 11, 2) в числе пяти вождей мессалиан (евхитов, или «энтузиастов»), осужденных на Эфесском соборе 431 г. Но с сочинениями великого проповедника, имя которого по недоразумению стало неблагонадежным, Церковь никак не могла расстаться, и вот для их спасения они были приписаны египетскому отшельнику, далекому от всяких обвинений. О том, как всё это произошло, теперь можно только гадать. На различные предположения наводит, помимо имени «Симеон» в арабских переводах Макария, еще и то, что первое из семи его «Слов», в некоторых списках непосредственно примыкающих к «Пятидесяти духовным беседам»[6], имеет надписание: «Второе послание Макария к авве Симеону, подвижнику из сирийской Месопотамии». И чистая ли случайность то, что «Главы» из сочинений св. Макария вошли в обиход византийского монашества, исихастов, тоже под эгидой «Симеона» – Симеона Метафраста?
До чего бы ни дозналась наука, предание, очень давно (уже с VI в., о чём свидетельствует надписание одного хранящегося в Британском музее сирийского перевода) связавшее сочинения, о которых идет речь, с именем святого Макария Египетского, имеет более громкое право голоса. Никто не мешает нам и впредь называть их так, как они называются в большинстве дошедших до нас списков, – творениями св. Макария. Мы должны только, обогащенные новым знанием, помнить теперь об условности его авторства. И не будет никакой ошибки, если, особенно в научном контексте, мы будем пользоваться для обозначения автора и сочетанием «Макарий/Симеон» («Макарий-Симеон»), ведь проблема авторства «макариевых сочинений» уже не является спорной гипотезой и признана всеми, в том числе и православными писателями[7].
Что касается «мессалианства» макариевых сочинений, то его всего лучше опровергают слова упоминавшегося выше Г. Дёрриса, который в свое время считался сторонником такого мнения[8], но после десятилетий работы над текстами и их богословским осмыслением пришел к выводу что Макария/Симеона нельзя причислять к еретикам-мессалианам. «Разве, – пишет Дёррис, – говорят что-либо о принадлежности Симеона к мессалианам сведения о том, что одним поколением спустя после него мессалиане пользовались руководством, составленным из его сочинений?.. Это еще вовсе не делает Симеона их единомышленником, он был просто высоко ценимым ими авторитетом. Вот если бы