оспект, бодрствующий даже в столь поздний час, нервозно трепещет разноцветными электрическими огнями и вывесками. Новорожденная луна, стыдливо пряча тонкий изгиб стана, безмолвно наблюдает за раскинувшейся под ней жизнью – мелочной, тщетной, наполненной раздражением и равнодушием ко всему, кроме одного. Разноцветной тонкой бумажке, гуляющей из рук в руки; затаившейся в потертых портмоне и в карманах жилетов, пошитых из дешевого сукна.
В странном мире, который луна лицезрит не первое столетие, деньги продолжают оставаться культом и страстью, эталоном желания и пределом мечты. Деньги – осязаемое, более чем живое доказательство наличия твоего существования, сулящего почет и процветание при должном уважении к ним.
Альберт Вайс не испытывал недостатка в деньгах, вплоть до нынешнего года. В феврале он, один из крупнейших биржевых брокеров, прогорел на крупной сделке, и в один день стал практически нищим. Альберт нервно встряхивает головой, его усталый взор устремляется на беззаботных ночных гуляк. Лучше не думать о том, сколько потеряно. И еще потеряется…
– Отец, ты в порядке?– спросила молодая, красивая девушка в черном вечернем платье. Длинные, темно-каштановые волосы уложены назад. Голубые глаза смотрят на Вайса с нескрываемым волнением.
– В порядке, милая,– слабо улыбнувшись, ответил он, и полез за сигаретами. Окошко лимузина приоткрылось, и жидкий серый дымок вырвался в похолодевший воздух Парижа с тихим дрожащим стоном. Ребекка, не одобряющая отцовскую привычку, промолчала. «Чувствует,– понимал Альберт, втягивая дым и не получая от него привычного удовольствия.– Не знает, но чувствует».
Мужчина украдкой скосился на нее. Волевое лицо с красиво подточенными скулами и прямым профилем достались Ребекке от ее матери-гречанки, вместе со скромным и послушным характером. «Кому достанется?»– Альберт хмурит изборожденный морщинами лоб, чувствует, как по седым залысинам неприятно щекочет нервный пот. Ребекка, его единственная драгоценность, утешение и гордость, совсем скоро станет бездомной нищенкой.
Сколько у них осталось времени? Прикинув в уме расходы, Альберт дал роковой срок – две недели. Через две недели привычная жизнь закончится. Заберут особняк, в котором Бекки родилась и воспитывалась; заберут роскошный лимузин, который Вайс купил после первой удачной сделки на бирже. Репутация… да она и так, считай, разрушена – Вайс не сможет покрыть ущерб, даже если бы у него было десяток особняков и полсотни машин.
Как любой другой проницательный, но прогоревший делец, он ломал голову над самым важным вопросом – в чем ошибся? Его расчет был строг и беспристрастен, уловки и действия неизменны – именно так он заработал состояние! Именно так обанкротился…
Альберт бросил недокуренную сигарету, третью за двадцать минут. Во рту стояла едва переносимая горечь и сухость. Смочить бы сейчас горло стаканом виски; но он так и не решился притронуться к фляжке – запасу, который всегда носил с собой. Правила хорошего тона гласили – никогда не приходи на деловую встречу выпившим, пусть даже ты выпьешь с наперсток.
С другой стороны, стоит ли ему так усердно следовать этим проклятым правилам; ведь правила создают сильные, подчиняя слабых. Вайс самолично ощутил это, когда приходил «на поклон» ко всем известным банкирам за кредитом для погашения. Все его походы состояли из вежливых расшаркиваний, за которыми следовали витиеватые отказы. Если говорить языком обычного человека – «мы не даем деньги неудачникам». И ведь у них было полное право называть его так.
В последнем, совсем новом банке с патриотичным названием «Юнион Джек»1, с ним даже не стали церемониться. Молодой директор Теодор Джексон, едва услышав просьбу старого брокера, с трудом удержал издевательскую улыбку на смуглом лице.
– С такими запросами вам надо прямиком к Эрику ван Рихтеру,– заявил он, едва Вайс заикнулся о сумме.
– Думаете, он мне поможет?
Джексон, скривив лицо в какой-то гротескной, хитрой улыбке, оценивающе посмотрел на Альберта и едва кивнул.
– Поможет, если вы захотите. Только учтите – к нему следует идти, если вам действительно нужна помощь.
Вайс, истративший на международный финансовый рынок почти тридцать лет жизни, впервые слышал эту фамилию. Ему казалось, что молодой директор шутит, и уже собрался (зачем-то) начать возмущаться; но Джексон подал ему визитную карточку.
– Послезавтра, насколько я знаю, он будет здесь.
– Франция, Париж…– Вайс пробежал по адресу и поднял голову. – Это его предприятие?– растерянно спросил он, покрутив в пальцах разноцветную, пестро украшенную картонку.– Что это? Офис? Особняк?
– Гораздо лучше,– Джексон улыбнулся еще хитрее.– Игорный дом. Приезжаете и говорите администратору, что ищите мистера ван Рихтера. Визитка будет доказательством. И молитесь, чтобы он согласился помочь вам. Впрочем, куда он денется? Он любит… помогать безнадежным.
Вайс ушел, не попрощавшись; но остаток дня провел в глубоких, тяжелых раздумьях. Люди вроде Джексона – хитрые, скользкие, ищущие выгоды для скорее для себя, чем для банка,