эту добрую, но неизвестную мне волшебницу…
– И вовсе не фея и не волшебница, а я… И поцелуев мне твоих не надо: я их терпеть не могу, – отозвалась старушка, провожая жильца.
– Бабуня, за такие добрые дела, вы, наверно, будете живой взяты на небо… А я мысленно преклоняюсь перед вами, – говорил студент, низко кланяясь
– Полно тебя балагурить-то… Лучше, как увидел, что карманы дырявые и попросил бы починить… И не терял бы ничего… Мне за всем не углядеть, – отвечала Пелагея Ниловна, закрывая за жильцом дверь.
Молодые люди сердечно полюбили свою хозяйку и, что свойственно юности, постоянно над ней добродушно подсмеивались и шутили, называя её то «бабу-ней», то «Пелагеей Миловной». Она же по привычке многих старых людей, желающих показать расположение, почти сразу стала говорить им «ты».
Студентам жилось тяжёло. Медик получал 30 рублей в месяц стипендии, и на это оба жили. Жить на такие деньги в столицах можно только впроголодь. Получит наша молодёжь стипендию, отдаст хозяйке за комнату, уплатит кое-какие мелкие долги, неделю-две обедают в дешёвой кухмистерской, а другие полмесяца перебиваются чаем, ситным, очень часто – и одним чёрным хлебом. А ведь надо ещё одеться, надо книги, нужны ещё многие необходимые мелочи. И хорошо, если на помощь являются уроки или какая-нибудь другая работа. Но пусть никто не подумает, что такие лишения могут очень печалить молодых людей, стремящихся к образованию. Их увлекают науки, светлые образы искусства; перед ними заманчивое будущее. Молодость вынослива.
Жильцы Пелагеи Ниловны были всегда веселы, всегда шутили. Пелагея Ниловна жалела молодых людей, хотя и сама жила на гроши. Раз в месяц она ходила к какой-нибудь благодетельнице-княгине и получала от неё пять рублей; немного оставалось от жильцов, да бесплатное помещение в кухне – так и тянула свою однообразную жизнь старушка. Рубль она считала большими деньгами, пятьдесят рублей – огромным капиталом, а сто рублей во всю жизнь не видала, – как она говорила Матрёне Григорьевне.
Пелагея Ниловна могла отказать себе во всём, кроме кофе; и про эту слабость её скоро узнали молодые жильцы. Видя её иногда на кухне за чашкой кофе, они всегда подсмеивались.
– Не пейте, бабуня, кофе, у вас нервы расходятся, – говорил ей как-то медик.
– Ничего не расходятся… Век пью, ничего не случалось. Ведь я пью немного. Вот, кажется, сегодня первую чашечку.
– Ну, если первую, ничего. Больше – ни-ни… С тех пор, сколько бы раз на дню студенты ни заставали её за кофе, непременно спрашивали:
– Что, бабуня, сегодня первую чашечку?
– Да, кажется, первую, вот только что присела, – добродушно отвечала старушка.
Художник постоянно приставал к своей хозяйке с портретом.
– Уж вы как хотите, Пелагея Мил овна, а я с вас портрет напишу… и на выставку поставлю.
– Что ты, что ты, батюшка! На старости-то лет! Ведь я не важная какая госпожа, чтоб меня на выставку… Вот тоже шутник!
– У вас, бабуня, лицо