окрашенный в голубовато-серую краску, с резными белыми карнизами и с узорчатыми окнами. Дом был двухэтажный, с мезонином, на каменном фундаменте. Кругом, за высоким забором, разросся густой, тенистый сад, и весною, когда там цвели черемуха, сирень и акации, нежный аромат распространялся далеко по улице. На воротах этого дома была прибита дощечка, а на ней значилось: «Дом М. и Д. Носовых».
Был один из самых обыкновенных летних будничных дней. В шесть часов утра калитка в доме Носовых отворилась, и из него вышли две женщины. Одна была высокого роста, худощавая, сутуловатая. В её тёмных волосах пробивалась седина; черты лица были тонкие и строгие, нос довольно большой, с горбинкою. Годы наложили немало морщин на это когда-то красивое лицо. Небольшие карие глаза смотрели грустно на Божий мир. Одета она была в чёрное пальто, в круглую с перьями шляпу, на руке держала вышитый ридикюль. Видно было, что женщина эта не придавала никакого значения наряду, – всё на ней было тёмное и довольно старомодное, но в этом тёмном наряде яркою белизною выделялись манжеты и воротничок.
Другая женщина по виду была прислуга. Полная низенькая старуха в большом сером байковом платке переваливалась, как утка, и плелась с большою круглою корзинкою в некотором отдалении за своей барыней. На улице просыпалась жизнь. Мужчины отправлялись кто на службу, кто на работу, женщины спешили на рынок, кое-где выбегали ребятишки, проезжали водовоз или телега. Две кумушки остановились поболтать на перекрёстке. Одна из них, увидев высокую, сутуловатую женщину, заметила как бы про себя:
– Барышня Носиха на рынок пошла.
– Да, – подхватила другая, – она хорошая хозяйка. Сестрица-то, поди, спит ещё. Только и знает, что наряжается да с собаками водится.
– А что, соседушка, ведь Носихам, поди, много есть годов? – спросила любопытная кумушка.
– Да вот, милая, я вам сейчас рассчитаю. Мой папенька сказывал, что ему пятнадцатый год шёл, когда старик Носов этот самый дом ставил. Она указала рукою на голубоватый дом.
– А через год у них эта старшая барышня, Марья Степановна, появилась. А через пять лет и Дарью Степановну Бог дал. Теперь-то моему отцу за семьдесят будет. Вот и считайте сами…
– Да, годы немалые. Ведь, подите ж, и средства у них есть, и Марья Степановна была недурненькая, а не судьба: женихов не нашлось. Так и остались сидеть в старых девушках.
– Марья-то Степановна была сосватана, голубушка. Говорят, жених её утонул. Она шибко убивалась: больше ни за кого идти замуж не захотела. Ну, а Дарья Степановна какая-то неумная. Да и характерна очень. Кто ж такую возьмёт.
Кумушки потолковали и разошлись.
Вечером из того же дома Носовых показалась новая особа. Раньше неё из калитки выбежали две маленькие беленькие собачки с голубыми бантиками на шее, третью она вела на шнурке: это был толстый, уродливый мопс, одетый в красную попону. Вышедшая особа была среднего роста, полная, очень некрасивая: курносая, с выдававшимися вперёд скулами, с бесцветными узкими глазами. Её седые волосы были круто завиты на лбу, большая белая соломенная шляпа