истерить! Оставь и их, и меня в покое. Дай всем жить. И все – разговор закончен!
Если родители уезжали отдохнуть к родственникам, молодожены не могли нарадоваться образовавшейся свободе. Верочке все казалось удивительным. Она в качестве молодой хозяйки крошечной «двушки» готовила, угощала гостей, завалившихся к ним с вином и с новыми видеофильмами. Она смотрела на светящиеся окна соседних домов и завидовала тем, кто живет вдвоем. Ах, как было бы здорово, наконец, поселиться отдельно от родителей! Но Пашу это, напротив, совершенно не беспокоило. Принимать помощь от родителей казалось ему вполне естественным – а кому же им помогать, как не собственным детям?
Его семья, более простая, чем Верочкина, приняла решение сына с уважением: жениться так жениться, невеста им нравилась. Пашина мама никогда не отпускала сына с пустыми руками. Давала небольшие деньги на сигареты, проезд и прочие нужды, помогала с покупкой серебристого видеомагнитофона «Электроника» – уж очень долго мечтал о нем Паша. Все это она делала так легко, так «само собой естественно», что сын воспринимал это как вполне обычный порядок вещей, а, приглядевшись к родителям жены получше, еще больше утвердился в том, что семья Верочки совершенно другая. При самом первом посещении его больше всего поразила белая супница в центре обеденного стола, льняные салфетки, прозрачный бульон, что подавался с пирожками. То, что супница, привезенная Надеждой Ивановной из Ленинграда, была совершенно простая, не представлялось ему важным. Главное было в том, что она находилась в центре стола. Он не знал, что это был образцово-показательный обед, имевший цель поразить будущих родственников, и супница в кой-то веки извлеклась из шкафа именно с этим намерением, Паша, конечно, не знал. По большей части она пылилась в верхнем ящике прибалтийской «стенки» и прекрасно вписывалась в коллекцию совершенно бесполезных вещей. Помните кукол, с которыми нельзя играть, дверь, которая пряталась под ковром, и покрывало, лежать на котором запрещалось? Еще одна неправильная вещь.
В семье Паши никогда не тратились на такие роскошно-бесполезные вещи, и Верочка увлеченно рассказывала об искусстве, рисующая и играющая на фортепиано, казалась ему существом иного порядка: свежей, наивной, сложной и такой чистой! Мечты ее были какими-то неземными. Между Верочкой и Пашиной мамой-бухгалтером зияла такая пропасть, что и представить трудно. Он не запоминал и половины того, о чем щебетала Вера, но в глубине души все еще происходили в нем какие-то подспудные шевеления, которые подводили его к мысли, что семейная жизнь – непростая штука.
Кардинально и бесповоротно их жизнь изменило рождение сына, и оно же привнесло раздражение. Малыш требовал так много внимания, что Паша искренне этому дивился. Надо же! Такой маленький, а весь уклад дома изменил до неузнаваемости. Все стало крутиться, стираться, гладиться и вариться для него и ради него. После родов Верочка с мужем окончательно переселилась