были еще одной привязанностью мальчика. «Я буду палеонтологом!» – заявил девятилетний сын. И в их квартире поселились тираннозавры, ихтиозавры и другие их сородичи. Верочка покупала энциклопедии, смотрела с сыном бесконечные документальные фильмы, всячески разделяла с ним его интересы. Летающие тарелки и прочие паранормальные явления были вторым увлечением сына. В этом он определенно пошел в мать: все загадочное и чудесное одновременно и влекло, и пугало, и неудержимо влекло Веру еще в юности. Но вскоре она успокоилась, потому что нашла для себя единственное оправдание всем возможным чудесам. Бог был с ней ежечасно – в скрипе половиц, в хрустящей белой скатерти, в букете полевых цветов, в интересной книге, в музыке Баха и Моцарта, в кудрявом облаке за окном, в голубых глазах пришедшей в гости кошки, в земной и загробной жизни ушедших родственников, в каждом приглашенном на обед госте – дышал и жил Бог, такой же естественный и живой, как растущий за окном тополь. И тогда, когда Верочка это поняла, стало хорошо не только ей одной, но и всем, кто оказывался с ней рядом: и взрослым, и детям, и волнистому попугайчику, живущему в клетке, и всем больным душам, тянувшимся к ней за советом. После них она, правда, опустошалась и уставала, но именно этот живой и сильный свет, вполне ощутимое тепло для многих ассоциировалось именно с ней, с Верочкой.
Семилетний сын не на шутку увлекался пением. Намывая посуду, он развлекался тем, что подпевал любимым детским песням. Но слышал он иногда совсем не то, что исполняли другие:
А облака – белокрылые лошадки,
А облака – что вы мчитесь без оглядки?
Не смотрите вы, пожалуйста «злых собак» («свысока»),
А по небу прокатите нас, облака!..
Чунга-чанга, синий «небосклоп» («небосклон»),
Чунга-чанга, лето круглый год!..
Вечерами лет до десяти Максим все еще просил:
– Мамочка, а можно я с тобой полежу?
– Конечно, сынок! – и они, тесно обнявшись, были счастливы, потому что были друг у друга самыми близкими людьми. Папа, наведывавшийся два раза в месяц, был не в счет. Маленький сын его поначалу очень ждал, а потом перестал верить его обещаниям и намеренно нагружал себя делами и школьными заботами, когда отец обещал его забрать. Если этого не происходило, маленький мужчина делал вид, что совсем этого не заметил. Он не откликался ни словом, ни огорчением на то, что взрослый человек опять нарушил данное сыну слово. Повзрослев, он говорил так:
– Папа обещал позвонить, но, конечно, этого не сделает.
И Вера благодарила Бога за то, что расставание произошло так быстро, и та разлучница, чье лицо в спешке и потрясении она так и не заметила, перестала обретать в ее воображении прекрасные черты, а со временем и исчезла вовсе.
Годам к четырнадцати Вера стала замечать, как сын отстраняется от нее, все больше погружается в свою собственную жизнь. В ней даже такой прекрасной