ном, бледным и отстраненным, с шрамом через лицо, частично скрытым волосами. Она не вальсировала, стояла у стены, тяжело опираясь на трость и пила коньяк, потому что шампанское ассоциировалось у нее с счастьем и безмятежностью, с любовью, а она не чувствовала ровным счетом ничего из этого. Она не хотела быть Женей, она хотела оставаться Костей, так переживать потерю было куда проще, чем притворяться счастливой девушкой.
Но как бы Саша не наслаждался обществом дам, во внимании которых он просто купался, состояние подруги, к тому же, спасшей ему жизнь, было важнее. Поэтому после очередного тура вальса он галантно извинился перед княжной Демидовой и поспешил к Жене.
– Хандришь, друг мой, – Саша обнял ее за плечи и, подхватив с подноса официанта рюмку с коньяком, чокнулся с ней. – А не махнуть ли нам в Европу, на воды? – предложил он, надеясь так отвлечь Женю.
– Чтобы я мог в них утопиться? – поинтересовалась Женя меланхолично, делая глоток коньяка. – Представь, бювет, дамы на утреннем моционе и мое раздувшееся синее тело, – обрисовала она картинку. – Пожалуй, мне даже нравится.
– Костя, ну что ты? – Саша тут же скис, и отвел ее на балкон. – Нельзя же так… нужно жить дальше. Вон Катенька Голицына с тебя глаз не сводит, – несмотря ни на что он пребывал в священной уверенности, что женщины способны излечить ото всех бед, которые от них же, впрочем, и возникают.
– Катеньке Голициной нужен Константин Воронцов, а я Женя, Саша, – она указала другу на его очевидный промах. – Больно мне. И долго будет больно, и не знаю, что и делать с этим. Каждую ночь его вижу, – призналась она.
– Ох, друг сердечный… – Саша не знал, как ей помочь с этой сердечной болью, и только одно, как и Мише, приходило ему в голову. – Напиши Михайловскому. Тебе нужно вернуться к работе.
– Наверное напишу, – кивнула она согласно. – Только выйдет ли из меня толк – большой вопрос, – вздохнула Женя и обняла друга. – Ты похож на пирата, я говорил?
– Костя, ты был лучшим врачом в нашем лагере, – напомнил ей Саша и хмыкнул. – Ты не говорил, но другие говорили. Дам эта штука очаровывает моментально.
– Никогда не думал, что отсутствие глаза так на тебе скажется, – улыбнулась слабо Женя. – Ты молодец. А я вот похож на огородное пугало.
– Ничего подобного, – Саша покачал головой. – Но тебе не мешало бы поесть по-хорошему. К тому же, если тебя волнует, как ты выглядишь, это хороший признак.
– Я про шрам, – пожала она плечами. – А есть…аппетита что-то нет, – покачала она головой.
– Этот шрам тебя ничуть не портит, поверь мне. Слышал бы ты, как вздыхают по тебе девицы, ведь ты герой. И должен есть, – хмуро добавил Саша.
– Как объяснить девицам, что они меня не интересуют? И что я их разочарую, – спросила Женя, вздыхая. – Я бы сейчас от стряпни Василия не отказался, – призналась она.
– Так съезди в гости к Андрею Ионычу, – предложил Саша, только лишь вздохом ответив на его слова о девицах.
Что-то ему подсказывало, что и мужчины, способного оживить сердце подруги, больше нет.
– Вот так просто заявиться среди ночи, перепугав его почтенное семейство? – хмыкнула Женя. – Я еще не настолько пьян.
– А я и не говорю, что надо сделать это сейчас, – покачал головой Саша. – А вот завтра же мы с Мишелем отвезем тебя к нему. Даже если придется тащить тебя силой.
– Хорошо. Я понял. Надо возвращаться в зал, пока твои дамочки с ума не посходили, оставшись в одиночестве, – сказала Женя. – Идем-идем.
Вообще-то, Саша с легкостью пожертвовал бы дамочками ради подруги, но держать ее затворницей не хотел.
– Все-таки пригласи княжну, – шепнул он.
– Саша, я с тростью, куда мне, – ответила она. – Я отдавлю ей все ноги, споткнусь об платье и повалю еще десяток других пар.
– Ты за свою трость держишься, как за щит, – вздохнул Саша, припоминая ему из рассказов Михайловского, в каком состоянии он рвался работать после атак.
– Ни к чему позориться, Саша. Не последний бал в жизни, – ответила она. Проводив друга в зал, она снова вернулась к отцу, послушать его беседы со старыми друзьями.
Евгений Дмитриевич ободряюще ей улыбнулся, хотя и его мысли были заняты тем, как отвлечь дочь, но идеи у них с Мишей иссякли.
На утро, хоть и разошлись все поздно, Миша и Саша бесцеремонно пришли будить Женю. Они собирались в гости к Андрею Ионычу и возражения не принимались. Жене только осталось сдаться и покорно начать собираться.
Экипаж уже был заложен, так что Жене дали только привести себя в приличный вид и позавтракать перед дорогой, чего настоятельно требовали ее маман и пожилая горничная Дуняша, растившая молодую барышню с младенчества.
Женя, чтобы не расстраивать их, покорно ела, правда без особого аппетита. К тому же она не выспалась, измученная кошмарами и намеревалась поспать в экипаже.
Перед отъездом матушка попыталась было переубедить Женю ехать в мужском платье, но Евгений Дмитриевич перекрыл ее голос своим, надеясь, что эта поездка пойдет