, кто помог мне приехать, устроиться и продолжить здесь, особенно Уэнди О’Флаэрти, Энн Шукман, Мартину Дьюирсту, И. Голомштоку, Кеннету Боллхэтчету и Альберту Хурани.
Предисловие
Центральное место теории дхарм или феноменологических единиц в буддийской мысли и первичная роль, отведенная в этой философии сознанию, признаются уже давно. В канонических текстах «Дхаммапады» (строфа 1) и «Дхармапады» (строфа 1/xiii.3), а также в «Уданаварге» (xxxi.23) фактически утверждается, что дхармы/дхаммы происходят из ума, их лучшая часть – ум и они произведены умом:
manopubbaṅgamā dhammā manosetthā manomayā
(или, согласно общепринятому варианту, они быстротечны, как ум, manojavā). Поэтому буддийская схоластика Абхидхаммы/Абхидхармы, главным образом посвященная исследованию факторов, называемых «дхармами», на протяжении более чем столетия привлекала внимание многих ученых; но их исследования нередко сталкивались с серьезными сложностями из-за недостатка философской проницательности и метода. Несмотря на такого рода проблемы, в последнее время происходит оживление интереса к текстам Абхидхармы. Однако, за редкими достойными внимания исключениями, западные ученые обычно пренебрегают палийским вариантом текста Абхидхаммы школы тхеравада, которая не только сохранила древние канонические тексты этой категории буддийских рукописей, но и сама произвела ряд очень важных работ по этому вопросу.
Автор этой книги подходит к изучению «Дхаммасангани», первой книги канонического палийского текста Абхидхаммы, и нескольких связанных с ней палийских, санскритских и тибетских текстов одновременно как философ-феноменолог и семиотик и как историк индийской и буддийской мысли. На самом деле Александр Пятигорский уже проявлял это исключительное сочетание навыков по отношению к данному предмету в статье «Введение в психологию Абхидхаммы», которая была опубликована в сборнике «Труды по знаковым системам» Тартуского университета (вып. 6, 1973). За этой статьей последовало несколько англоязычных работ по общей и буддийской семиотике, а более ранний вариант некоторых частей этой книги был опубликован на итальянском языке в обзоре Conoscenza religiosa, 4 (1978), 1–2 (1979) и 1 (1980).
В этой работе д-р Пятигорский использует методы, производные от феноменологического анализа и семиотики, для понимания теории дхарм и понятия ума, свободного от того, что можно назвать психологизмом, который порой приводил к наложению на буддийскую мысль чуждых и неподходящих ей построений.
В «Теоретическом введении» автор знакомит читателей с идеей «дхарм» как «состояний сознания», которые безличны (anattā) в том смысле, что они лишены мыслящего субъекта как своего (квазиобъективного) двойника либо своего (субъективного) создателя или производителя. Дхарму следует понимать феноменологически. Теория дхарм несводима к онтологическому или эпистемологическому идеализму, и автор обращает наше внимание на опасности, присущие всякой психологической редукции. Затем автор вводит термин «метапсихология», попутно рассматривая проблемы, касающиеся метатеории и метаязыка, требуемых для сравнительного философского изучения теории дхарм. Особое внимание здесь отводится понятию «возникновения мысли» (сittuppāda) в «Дхаммасангани».
Автор выделяет для особого рассмотрения три позиции буддийской мысли: «саттвическое» направление, касающееся сатты/саттвы («живого существа»), «менталистское» направление и «дхармическое» направление.
Понятие живого существа исследуется в Эссе 2 на основе палийской «Сутта-нипаты», а возможности семиотики и герменевтики применяются здесь к проблемам субъективности и сознания. Автор также рассматривает здесь «деабсолютизацию человека» и «деантропологизацию сознания». Ключевым понятием при этом выступает «реонтологизация» – метатермин, используемый автором «для обозначения направления или основной тенденции, управляющей изменением в буддийском понимании мысли», и неотъемлемое условие для философствования (2.0). В отношении брахманистской онтологии автор замечает, что буддизм никогда не считал ее чем-то, что следует отрицать или опровергать, а скорее просто оставлял без внимания как теоретически непостижимую и эмпирически необнаружимую.
Эссе 3 посвящено «умственному» направлению в буддийской философии и вопросу метафилософского понятия – в противоположность понятию-объекту, – в терминах которого можно интерпретировать мысль (сitta) и ум (manas). Автор здесь пишет: «Мне просто неизвестно понятие, посредством которого его [то есть мышление] можно было бы интерпретировать… Мышление, приписываемое живому существу, как понятие шире любого метапонятия, которое можно помыслить или изобрести» (3.0.3).
В Эссе 4 представлено введение к теме «возникновения мысли». Значение личности (puggala), которой приписывается мысль, исследуется здесь согласно абхидхаммической схеме случаев (samaya). Не будучи субъектом в обычном смысле, пуггала «объективна», поскольку мыслит именно мысль (а не индивидуальный субъект): мыслитель в некотором смысле не только десубъективизируется, но и «депсихологизируется».
В Эссе 5 вышеупомянутое «возникновение мысли» рассматривается подробно согласно «Дхаммасангани», особенно