знаний, – пробормотал Виктор, не открывая глаз.
Ирина улыбнулась:
– Иди читай, сынок.
Егор побежал к краю участка, где Кирилл, муж Ирины, повесил гамак между удачно растущими рядом старыми соснами, дававшими широкую, но не густую тень.
Ирина и сама собиралась в редкие часы досуга полеживать в этом гамаке с книжечкой, однако толстые белые веревки впивались в тело даже сквозь несколько слоев байкового одеяла, а потому пришлось отказаться от этой идеи. А вот сыну эти мелочи были нипочем. Во-первых, он в три раза меньше весил, а во‐вторых, погружаясь в текст, совершенно выпадал из реальности.
Наступило сонное послеполуденное время, когда жара приятна, только если ничего не делать, и все расположились на лужайке под сенью старого клена. Гортензия Андреевна вязала в шезлонге, Ирина с маленьким Володей сидели на старом ватном одеяле, гость Виктор лежал на раскладушке, угрожающе просевшей под его мощной фигурой. Ирина улыбнулась. Раскладушка была ржавая, брезент ее побелел и истрепался, как старый парус, если сейчас прорвется, то появится хоть законный повод выкинуть этот хлам.
Гортензия Андреевна вдруг энергично тряхнула головой:
– Господи, что ж я… Егор, деточка, читай спокойно, не обращай на меня внимания.
– Спасибо, Гортензия Андреевна, – донеслось с гамака.
– Вы уж меня останавливайте, Ирочка… – явно смущаясь, проговорила старая учительница, – ведь это не я придираюсь к вашему сыну, а мой профессиональный условный рефлекс.
Виктор фыркнул и уронил монографию, которую пытался читать, себе на лицо, да так и оставил. Получилось что-то вроде домика.
– Видишь ребенка – сделай замечание, – продолжала Гортензия Андреевна, – не знаю, как долго бедный мальчик выдержит мой напор.
– Все в порядке, Гортензия Андреевна, – снова попыталась успокоить ее Ирина.
Гортензия Андреевна вздохнула:
– Ох, не знаю, насколько приятной гостьей я окажусь в вашей семье, ведь, кажется, у педагогов профессиональная деформация еще хуже, чем у работников правоохранительных органов.
Ирина пожала плечами:
– Трудно сказать. У всех, наверное, так, кто вкладывает в свой труд душу. Взять хоть врачей… А, Виктор?
– Аюшки? – из-под домика книжного переплета показался круглый глаз цвета весеннего льда.
– Как у вас с профессиональной деформацией?
– У нас нет.
– Вообще?
– Ни крошечки.
– Правда?
– Чесслово… – Виктор широко улыбнулся и сел, а Ирина замерла, ожидая треска рвущегося брезента, но в этот раз обошлось.
– Невозможно поверить…
– Ни малейшей деформации, – повторил Виктор, – просто через десять лет работы человек превращается в животное, умеющее лечить людей, и все. И нема проблем.
Гортензия Андреевна и Ирина с удивлением закивали.
В знойной тишине послышался шелест велосипедных колес по гравию. Ирина обернулась. В открытую калитку технично въезжал Кирилл, руля тяжелым великом одной рукой. В другой он на отлете держал трехлитровый бидон белой эмали с маленьким черным сколом возле донышка.
– Ни капли не пролил, – отрапортовал Кирилл Виктору, с неожиданной бодростью ринувшемуся ему навстречу. Книга упала в траву, взмахнув тонкими сероватыми страницами.
– Вот, пожалуйста, пример аккуратного обращения с книгами, – буркнула Ирина, поднимая томик. «Психиатрия», учебник для медицинских вузов. Не поздновато ли взялся за него адъюнкт Виктор Зейда? Давно пора читать не буквари, а серьезные монографии.
Передав бидон Виктору и поставив велик возле забора, Кирилл извлек из кармана брюк плоский газетный сверток, и тонкий аромат раннего лета тут же исчез под натиском рыбной вони.
– Я тоже, пожалуй, выпью стаканчик пива, – сказала Гортензия Андреевна, отложив вязание, – и все же мне кажется, молодой человек, что вы клевещете на себя и на свою профессию.
– Не-а! Мы на самом деле становимся как коты. Ложимся на больное место – и проходит.
Виктор проверил, устойчиво ли установил маленький плетеный столик, и радостно засмеялся.
– Хотя бы умные коты?
– Иногда и так бывает.
Кирилл развернул газетку, вызвав такую волну рыбного смрада таранки, что Ирина вскочила и подхватила Володю на руки.
– Коты такое точно есть не станут.
– Что, Ирочка?
– Я говорю, если вы сожрете эту падаль, то я больше никогда никаких кулинарных претензий на свой счет не принимаю, – сказала она сварливо.
Кирилл деловито постучал рыбиной по краю Витиной раскладушки и заметил, что это самый деликатес.
Ирина пожала плечами и вместе с младшим сыном отступила в тень. Жаркая июньская суббота – самое время рабочему человеку выпить пивка в мужской компании. Расслабиться, поговорить