врача встречали в полку и как по уму и сердцу его провожали из части спустя 7 лет, уже не замечая его капитанских погон. Доктора провожали.
Эта книга о мужестве десантников, коллективизме и войсковом товариществе.
Полк стоит на своем месте и сейчас, и сейчас в нем из школьников, но уже не за три года, а за год, готовят мужественных гвардейцев-десантников. Все также несут свою службу врачи и фельдшера медицинских пунктов полка и батальонов. Жаль только, что уже не осталось в живых тех медиков, кто честно служил в нашем полку в те годы. Они сделали свое дело.
Нынешняя российская армия, как и армия советская, по своему социальному составу остается рабоче-крестьянской, парадокс состоит в том, что ее предназначение изменилось, как изменилось и само государство. Нынешний военный врач должен это знать, иначе ему в рыночных условиях будет трудно успешно лечить рабочих и крестьян, одетых в солдатские шинели. Тем более, память о советском опыте работы может быть ему полезной. Добрые традиции живут долго и несмотря ни на что.
г. Рязань, 1956–1962 годы
После окончания Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова я прибыл в Рязань младшим врачом парашютно-десантного полка (в/ч 41450). Это было в начале августа 1956-го года. В кабинете старшего врача собрались офицеры медицинской и парашютно-десантной служб. В жизни полка стояло затишье: отпускное время. Я, как положено, доложил старшему врачу о своем прибытии, ответил на вопросы, попросил дня три на устройство семьи, получил добро и уже собирался уходить, как меня спросили: «Водку пьешь?». Я немного растерялся, но ответил: «Не пью». Мне тихо, но уверенно было сказано: «Будешь пить». С этим напутствием я вышел из медпункта. Во дворе меня ждала моя 19-тилетняя жена. Позже я понял, что перспектива с употреблением водки была вызвана необходимостью: многочасовые дежурства на прыжках в промокших валенках на аэродромном поле, открытом всем ветрам, требовали согревания. В этих случаях алюминиевая кружка с разбавленным аптечным спиртом шла по кругу, и это позволяло сохранить здоровье. Алкоголиков среди врачей и офицеров полка не было.
Полагалось представиться и командиру части. Им был полковник Евстафьев, в годы войны служивший в морской пехоте. Сел перед дверью его кабинета в штабе, ожидая своей очереди. Меня предупредили, что командир очень строг, даже суров. Якобы были случаи, когда в гневе он кулаком пробивал крышку письменного стола. Что мне было делать? Нельзя же было не идти. Постучал в дверь, вошел. За столом, заваленным бумагами, сидел крепко сложенный полковник в кителе, с волосами, подстриженными бобриком. Когда он поднял на меня глаза, я бодро, как учили, доложил, что такой-то прибыл для прохождения службы. Был я тогда 55-ти кг весом, не могучего телосложения. Лейтенантские погоны подчеркивали мою очевидную молодость. Командир хмуро посмотрел на меня и негромко, но требовательно спросил: «Прыгать хочешь?» (имелось в виду с парашютом). Дело в том, что врач, которого я сменял по должности, отказывался прыгать, ссылаясь на разные болезни. Это продолжалось долго, и для командования вопрос стоял весьма остро. Я, помедлив, ответил: «Нет». Брови у полковника поднялись, кулаки сжались, и он стал подниматься над столом. Я, выждав паузу (по Станиславскому), продолжил: «Не хочу, но буду, если надо». Командир грузно опустился на стул и облегченно сказал: «Ну, правильно: какой дурак хочет! А прыгать-то кому-то надо!» И, посмотрев на меня внимательно, он продолжил: «Молодец! Как это ты ловко завернул: не хочу, но буду. Это нам подходит! Иди, служи!» И я пошел в медпункт, как выяснилось, на 7 лет.
Мы с женой временно разместились у ее родной тети. Это была семья профессора Рязанского мединститута М.Н.Шишкина. Спали на матрасах, прямо на полу в одной из комнат, но это нам не мешало, ведь было нам вместе всего 42 года. Дочку привезли позже.
В ста метрах от дома находились набережная реки Трубеж, притока Оки, и рязанский Кремль. С высокой набережной было хорошо видно пространство до Оки и дальше, вплоть до Луковского леса. Сразу у дома размещался парк, в центре которого на постаменте среди цветов стоял бюст И.В.Сталина. Ездить до полка мне было далековато, за то Люсин Педагогический институт был близко.
Началась моя войсковая служба. Дней через десять я уже проводил свой первый самостоятельный амбулаторный прием. В медпункте, размещенном в бараке, были большая и светлая амбулатория, покрашенная белилами, лазарет на 20 коек, небольшая перевязочная, она же операционная, зубоврачебный кабинет, аптека, комната для личного состава и кабинет старшего врача.
Для приема было отведено время с 17 до 19 часов (до ужина в столовой). Я пришел пораньше, надел халат, привел в порядок стол и медицинские книжки тех, кто записался на прием. Мне помогал санинструктор. Ровно в 17.00 я подошел к двери, чтобы пригласить первого больного, но дверь в прихожую не открывалась. С большим трудом я вместе с моим помощником дверь открыли и увидели за ней шеренгу гренадеров, каждый из которых норовил пройти первым. Я сказал, что всех сразу принять не смогу, что им нужно подождать. Пока я говорил, между ними протиснулся щупленький солдатик и тут же уселся на кушетке. Вопрос решился сам собой, дверь захлопнулась.
Я сел за письменный стол и, глядя на больного, спросил: «Как вы себя чувствуете?»